Найти игру
Помогите найти игру. Сюжет: три мага убегают от инквизиции , с ними связывается разбитая башня магии и подсказывает куда бежать(это первая миссия). В дальнейшем мы должны восстановить башню, собирать ресурсы и союзников.Передвижения по карте по ходам(очки передвижения), бои пошаговые с составлением магии из доступных рун.Однопользовательская. Графика насколько помню близка к пиксельной. Выходила не так давно (2-5 лет назад примерно)
Крылатая башня. Глава 7
Реан вместе с другим солдатом стоял на воротах гарнизона, был теплый осенний день. Желтая птичка ирих, расправляя хвост, славила короля Ритольфа. Реан не любил стоять на страже - самое скучное дело. Но служба есть служба. Он смотрел на безлюдную дорогу, что тянулась до самого горизонта. Никого. А, нет, какое-то движение. Что это? Похоже на всадников. Всадники приближались, их было человек двести... зачем им понадобился гарнизон? Теперь можно различить синие флаги, Реан прежде не видел таких. Солдат на башне позвонил в колокол - тревога! Их здесь почти тысяча человек - на что рассчитывает отряд из двухсот? Вряд-ли они хотят напасть. И все же была объявлена боевая готовность.
- Мы пришли с миром! - закричал издалека предводитель всадников. - Мне нужно поговорить с командиром.
- Оставь оружие и подъезжай один, - ответил Реан.
Всадник отдал оружие одному из воинов и медленно направился к гарнизону. Ворота гарнизона отворились, выехал командир Арой и несколько человек с ним.
- Вы командир? - спросил его всадник.
- Да, я. Кто Вы и что Вам нужно?
- Сианна в опасности! Мы пришли просить вас о помощи.
- Что произошло? И что за странные флаги у вас?
- Столица Идум захвачена! Король Ритольф и его сын убиты. Единственный законный наследник короля, его племянник Логаст, призывает вас под свои знамена!
- Разве не Азанар, брат короля, теперь наследник?
- Азанар подлый изменник! Он и убил короля и переманил на свою сторону часть армии. Убил короля и захватил столицу. Мы, войска Логаста, законного наследника, призываем всех мужчин, могущих держать оружие, помочь нам отбить столицу...
- Опять переворот? Мы не можем уйти отсюда, не можем оставить берег и отдать людей на растерзание морским разбойникам.
- Вы должны!
- Мы должны защищать берега Сианны. Это единственный наш долг.
- Вы что, хотите чтобы воцарился убийца Азанар? Не помочь нам в борьбе с ним, значит предать Сианну!
- Вы о людях подумали? О жителях Сианны? Или вам наплевать на них? Хотите чтобы разбойники заполнили свои драккары рабами?
- Я о жителях Сианны и беспокоюсь! Мы не отдадим их цареубийце Азанару.
- А мы не отдадим их морским разбойникам. Наш долг защищать людей от разбойников и мы не бросим свой пост.
- Значит нет?
- Нет.
- Логаст победит и припомнит вам это, предатели!
И всадник, грязно выругавшись, повернул коня.
Недели две все было спокойно. Бури, сотрясавшие Идум, еще не в полной мере достигли Аалина, находившегося на краю королевства. Аалин выжидал. Птицы ирих не славили ни Логаста, ни Азанара, никто не обучал их новым фразам и они продолжали славить короля Ритольфа так, как будто он был еще жив. По городу же ползли слухи. Кто-то говорил, что Логаст занял Идум и уже сел на трон, другие же утверждали, что армия Логаста разбита и на троне крепко сидит Азанар. Купцы, приезжавшие в Аалин из столицы, приносили противоречивые сведения, из которых можно было сделать вывод, что столица попросту переходила из рук в руки. Еще одна война за трон... сколько же их знала бедная Сианна! Опять насмерть ссорились родственники, поддерживающие разных претендентов, опять мужчины бросали дом и шли отстаивать правду в боях... как сторонники одного, так и приверженцы другого, опять разделилась армия и воевала сама с собой, опять текли реки крови. Сторонники Азанара говорили, что короля убил Логаст, сторонники Логаста называли цареубийцей Азанара. Логастовцы прикрепляли к одежде синюю ленту, а азанарцы зеленую. Стали появляться такие и в Аалине. И были плевки на улицах и драки в тавернах. Но настоящего противостояния в городе еще не было. Большая часть войск, расположенных в этих краях, ушла, и никто не знал за Логаста они пошли воевать или за Азанара. Если бы морские разбойники знали об этом, они легко могли бы разграбить Аалин, лишившийся такой части своей защиты. Но они не знали.
Постепенно обстановка в городе накалялась. Жаркие споры на рынке, жаркие споры в тавернах, жаркие споры у себя дома. Ненависть, как ржавчина, вползала в умы, поглощала людей одного за другим. Вот и вчерашние друзья смотрят друг на друга волком, вот и мать с дочерью не разговаривают, вот и муж с женой стали настоящими врагами. "Да поймите же вы, только тот, кто хочет гибели для страны, будет поддерживать Логаста, который станет самым страшным тираном. Человек, убивший родного дядю - чудовище!" - говорили азанарцы. "Да поймите же вы, только тот, кто хочет гибели для страны, будет поддерживать Азанара, который станет самым страшным тираном. Человек убивший родного брата - чудовище!" - отвечали им логастовцы. "Да все вы хотите гибели для страны - чудовища они оба!" - говорили не поддерживающие ни одного претендента. И только счастливчики молчали. Им было совершенно все равно кто победит.
Через два месяца птицы ирих запели по-новому, они восхваляли Логаста и клеймили как подлого братоубийцу Азанара. Так Аалин узнал о победе Логаста. Отчужденные, с опущенными головами, ходили азанарцы, сняв свои зеленые ленты. Сияли логастовцы и украшали синими лентами все подряд: повозки, решетки на окнах, дверные ручки. "Ну-ну, посмотрим" - говорили те, кто не поддерживал никого. Наибольшее же рвение в украшении всего и вся синими лентами проявили счастливчики. Не только свои дома, но и себя самих они увешали этими лентами, как только это было возможно. "Вы же не поддерживали никого", - говорили им на это. "Слава королю Логасту, величайшему из королей!" - отвечали они.
Шло время, затягивались раны, мирились рассорившиеся друзья и родственники. Азанарцы увидели что ничего такого уж страшного в правлении Логаста нет, логастовцы увидели что нет в его правлении ничего такого уж хорошего. Никто уже не носил синих лент кроме счастливчиков. Те так и ходили увешанные. Теперь их стало немало в стране - еще не все города знали, что такое эгейны, не везде были выжжена каручча. Ведь многие не верили когда им рассказывали, а когда спохватывались оказывалось, что в счастливчиков уже превратились несколько деревень и многие жители города. Лишь на западе страны смогли полностью предотвратить появление счастливчиков. Возможно потому, что там большинство было за Азанара, говорили, что там зеленых лент так и не сняли. И уж точно никому там не хотелось бы увидеть увешанных синими лентами счастливчиков.
А потом Логаст поднял налоги, почти в два раза. Ропот рокотом пробежал по Сианне, ухмыльнулись азанарцы, смутились логастовцы. На западе страны забегали какие-то люди, зазывая народ в ополчение. Их не слушали, безошибочно угадав в них провокаторов от Логаста. Но подняться запад действительно был готов.
Что же счастливчики? Они просто били тех, кто говорил что-либо против Логаста. Ни на рынке, ни в бане, ни в таверне невозможно было посокрушаться о поднятии налогов без драки. Конечно, счастливчикам давали отпор, но это так надоедало, что многие предпочитали не говорить ни о Логасте, ни о налогах. Логаст узнал об этом и снизил для счастливчиков налоги в три раза. Неприязнь к счастливчикам в три раза выросла. В городе Иногаст появилось "Братство волков Сианны", они избивали счастливчиков, сжигали каруччу даже около тех деревень, где счастливчиков было большинство, убив их стражу. Довольно скоро братство было разгромлено, предводители казнены, а рядовые братья, кто не попался, залегли на дно. Те, кто попались, были брошены в темницу.
В первый день лета Логаст издал указ: сеять каруччу вдали от городов и деревень, выставить охрану около зарослей и научить птиц ирих словам о том, как хорошо стать счастливчиком.
"О, человек, избавься от скорбей, от всех волнений. Приди, приди послушай песню эгейн. О наслаждение, ты будешь жить в нем. Невероятное удовольствие, раз за разом. Скорей же, спеши к эгейнам и обрети его!" - чирикала птица ирих. Реан бросил в нее небольшим камушком, птица смешно отпрыгнула и продолжила свою песню: "Избавься от всех печалей, что гнетут тебя. Удовольствие поглотит их все." Уже больше месяца птицы целыми днями уговаривали послушать песню эгейн... двадцать три человека из гарнизона поддались на эти уговоры. Они стали держаться вместе... эти их улыбки - не глядеть бы. Но порой Реан думал: "А может так и сделать? Разве мало в памяти того... что хочешь затереть, от чего хотелось бы избавиться?" Жители деревни Кирк все еще иногда приходили во сне, потом Фолинда... забыть бы все это. Но что-то удерживало его.
Сегодня он проснулся до рассвета, не спалось почему-то. Сегодня он может поехать в город на четыре дня. Как же давно он ничего не дарил Минальд, раньше ему так нравилось это делать. Но постепенно эта привычка начала забываться. В этот раз он приедет с подарком, купцы проезжали мимо гарнизона и он у них увидел настоящее чудо - браслет в виде сказочной птицы из темного металла (он никогда такого не видел), инкрустированный цветными камнями - глаз не оторвать! Он должен принадлежать Минальд! Цена была немалой, но Реан с радостью заплатил ее. Он представлял как она обрадуется, как этот цветной браслет подойдет к ее светлой коже. Реан вертел браслет в руках, солнечные лучи искрились и переливались в самоцветах. Почему же они с Минальд отдалились друг от друга? Она была ему так же дорога, как и прежде, быть может, еще дороже. Но он не мог с ней разговаривать так же свободно как раньше... он чувствовал себя виноватым. А она? По-видимому, она тоже. Этот браслет ничего не изменит. Просто он очень красивый. Реан положил его в сумку и сел на коня. Летнее утро, раннее, звонкое, свежее и прозрачное... в такие моменты Реану хотелось вспомнить детство, но он не помнил. Кирад еще спит, раньше полудня он в свободные дни не выбирается в город. Спит и весь гарнизон, кроме часовых. Мягкая и легкая тишина, будто бабочка, что села на руку. Только в море волны тихонько шепчутся друг с другом.
По дороге Реан думал о счастье. Птицы ирих так настойчиво звали к безбедной жизни. Но к счастью ли? Когда он бывал счастлив? Когда смотрел на улыбку Минальд... о, как давно уже она не улыбается! Еще он ярко, солнечно счастлив бывал тогда, когда им удавалось отбить нападение морских разбойников... мир держится на плечах солдата. Люди могут спокойно жить, растить детей, радоваться пению птиц и красоте цветов, собирать урожай, строить дома потому, что кто-то стоит на страже. Люди будут тихо и мирно жить и никто не разорвет волшебный разноцветный шелк их бытия злой рукой." Реан был счастлив, что он один из таких. Кто ему эти люди? Никто, и он просто наемник. Но люди везде люди, всех их надо защищать, и только ради денег головой рисковать не будешь.
Так нужно ли ему то, что предлагают птицы? Как называют орки наслаждение: "каеф". Нужен ли ему каеф? Светлое небо и бесконечное море и чувство выполненного долга - он будет просто лишним. Несмотря на то, что в прошлом было немало печальных событий, Реан был счастлив.
Он подъехал к дому Исаниры. Полукруглая дверь с облупившейся краской. Может, рано еще, спят наверное? Медленно, с тихим скрипом, открылась дверь. Там, в полутьме, Минальд с распущенными волосами. Она улыбалась... как же он соскучился по ее улыбке! Нет, улыбка странная, будто чужая. Что это ползает по ее плечу... Нет! Только не это! О, Свет, скажи мне, что этого нет!
- Ми... Минальд?
-Здравствуй, Реан. О, как же мне хорошо теперь. Я так рада, Реан.
- Ты теперь счастливица?
- Счастливица! Счастливица! О, Реан, ты тоже должен услышать эту песню. Как же неимоверно я теперь наслаждаюсь!
А, может, все хорошо? Нет! Почему же? Она так рада, исстрадавшаяся душа нашла что-то, что заставило ее забыть обо всем. Реан смотрел в ее глаза... какими темными они стали. Будто застыли в одной точке, так смотрит человек когда очень внимательно слушает что-то. Она смотрит на него, но сквозь него, будто бы он прозрачен.
Реан вошел в дом. За столом сидела Исанира, в руках она вертела веточку каруччи.
- Здравствуй, Реан. А, может, и мне стоит, как ты думаешь? Стану как она, буду улыбаться все время...
- Как это произошло?
- Птицы. Проклятые птицы. Они тарахтят без умолку: "Стань счастливчиком, забудь все свои беды". Я и раньше замечала - прислушивается она к ним. А в один день мы пошли на рынок и увидели женщину с девочкой... точно как Фолинда! Минальд мне ничего не сказала в тот день, а на следующее утро смотрю, а она уже с мышью. Теперь меня уговаривает стать счастливицей.
- Минальд, что же ты наделала!
- Я долго думала, Реан. Мне было страшно, не скрою. Но теперь я так рада, что приняла правильное решение!
- Минальд, но ведь это уже не ты... Не та Минальд, которую я знал.
- И что же? Зато теперь моя жизнь как сладкая конфета. Что здесь дурного?
- Ты же сама говорила, что это страшно...
- Да, я боялась. По глупости. Оказалось, нечего было и бояться! Ах как я рада, что переступила через тот страх.
- Разве это ты говоришь? Песня эгейн говорит в тебе...
- Я нашла невероятное наслаждение, каеф. Чего желаю и тебе.
- И ты ничего не утратила?
- Что? Способность страдать? Так это великое благо, избавиться наконец от этой способности.
- Что-то во всем этом не то... Будто не узнаю тебя.
- Мы, счастливчики, люди нового века. Присоединяйся к нам и весь мир станет как одно.
- Ты еще любишь меня, Минальд?
- Я желаю тебе добра. Хочу чтобы и ты наслаждался как я.
- Даже твой голос изменился.
- Да. Я стала другой. И очень этому рада.
- Но... ты просто заколдована.
- И что? Это плохо? Не хочу чтобы меня расколдовали. О, я будто сплю и вижу приятный сон. Не буди меня.
- А если есть способ? Расколдовать тебя хоть на миг, а потом, если захочешь, снова станешь счастливицей.
- Зачем?
- Чтобы подумать еще раз. Чтобы сравнить...
- Нечего и сравнивать! Я уверена что выберу это снова.
- Я найду Аларкади! Пусть скажет как расколдовать тебя, если знает...
- Нет, Реан, не делай этого. Хочешь решить за меня?
- Нет, это и невозможно. Хочу хоть на миг увидеть тебя прежней. Потом, если захочешь, снова станешь счастливицей.
- Как хочешь. Ты можешь это делать. Но я останусь счастливицей навсегда, так и знай.
Почему так горько от этих слов? Будто она умерла. Прежней Минальд больше нет. Реан смотрел на такой знакомый профиль, а внутри там уже кто-то другой. Его Минальд украли, растворили в этой проклятой песне эгейн... а может он просто злой человек? Она говорит что ей хорошо. Чего еще надо? Да, изменилась. И кажется теперь бесконечно чужой. А может... это просто ревность? Он ревнует ее к этой песне эгейн, к этому неведомому ему наслаждению. О, нет, тут что-то другое. Нечто неуловимое ускользнуло и теперь Минальд больше не Минальд. Он бы все отдал за то чтобы, увидеть ее снова! Её, а не эту равнодушную довольную куклу.
- Я поеду искать Аларкади. Первым делом нужно туда, откуда все началось. Это деревня соседняя с деревней Ойкен. Вы не подскажете точней, Исанира?
- Это деревня Лийбо. Там уже все счастливчики, говорят. Проезжаешь деревню Ойкен и дорога сворачивает налево. Просто едь по дороге и окажешься там. И... удачи тебе, Реан.
- Спасибо, Исанира.
Поиграем в бизнесменов?
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
Волшебный набор для начинающих ведьм | DIY
В темной ночи, когда звезды сверкают на небесах, раскрывается тайна Волшебного набора для начинающих ведьм – ключ к миру магии и загадок, словно приглашение во владения таинствами и силами иного мира.
В сердце этого набора спрятан мешочек саше, наполненный древними травами и ароматическими тайнами душистых специй. Его прикосновение пробуждает в вас магию веков, заставляя сердце биться в ритме вселенской гармонии.
Открытка, увенчанная символами магии и сакральных символов, несет в себе слова мудрых предков и древних заклинаний. Ее мудрость направляет вас по пути самопознания и внутреннего роста, раскрывая тайны и силы, которые спрятаны в вас.
Колба, запечатанная парафином, наполненная сверкающими кристаллами и древними травами, представляет собой источник энергии и жизненной силы. Ее содержимое оберегает вас от злых сил и препятствий, поддерживая баланс и гармонию в ваших делах.
Корица и бадьян, слитые в единое целое, создают ароматическое заклинание, призванное очистить ваше пространство от негатива и привлечь положительные изменения и благополучие.
Все эти сокровища магии и тайн упакованы в красивый крафтовый конверт, становясь мостом между мирами и измерениями, между прошлым и будущим, раскрывая перед вами мир чудес и возможностей собственной души и волшебного сердца.
Telegram-канал:https://t.me/MadThingsDIY
Бояться ли барабашек?
Сегодняшняя беседа несколько необычна – в ней отец Авраам отвечает на вопросы о темных силах, о том, какое влияние они имеют на нашу жизнь, под кого маскируются и как к ним правильно относиться.
– Батюшка, мне кажется, что мы сильно преувеличиваем участие злых духов в нашей жизни: сами создаем себе какую-то ситуацию, а потом говорим, что это «искушение от демонов».
– Иногда действительно может быть такое, что виноваты только мы сами, а вину сваливаем на демонов.
Все помнят историю из Отечника о том, как некий монах в Страстную пятницу жарил в келье яйцо на свечке. А когда игумен застал его за этим занятием и монах начал оправдываться: меня-де бес искусил, то демон из угла закричал: «Не верь ему, отче, я сам дивлюсь его лукавству!»
С другой стороны, недооценивать влияния демонов на наши мысли и поступки никак нельзя. Это влияние гораздо больше, чем многие привыкли думать.
Любой человек одновременно пребывает в двух мирах: телом — в мире вещественном, душой — в мире духовном. Духовную жизнь в широком смысле слова ведет даже атеист, который отрицает само существование духа. Он не верит в темные силы, но, сам того не понимая, общается с ними, принимает их внушения, иногда становится их слепым орудием. Ему кажется, будто он свободен от «религиозных предрассудков» и живет сам по себе, но это иллюзия.
Человек может не думать о том, свежим он дышит воздухом или угарным, — но это не значит, что это никак не отразится это на его здоровье. Он может ничего не знать о физических законах, но если коснется оголенного провода, то почувствует удар электрического тока, может быть, даже не понимая, что произошло. То же и в духовной жизни: у нее есть свои законы, которые неизбежно влияют на каждого из нас. Поскольку мы слабо верим в существование демонов, то даже явные бесовские внушения часто принимаем за свои собственные желания.
Главный христианский подвиг — трезвение — направлен именно на то, чтобы внимательно следить за жизнью своего духа, ограждать себя от злых помыслов, всеваемых демонами, очищать свой ум. Когда мы смотрим умственным оком внутрь себя, погружаемся в таинственный духовный мир, то видим, что в нашей душе присутствуют желания и чувства, совершенно нам чуждые, и ясно ощущаем на нас некое постороннее влияние. Человек, который только приступает к подвигу очищения своей души, как подслеповатый: он видит демонов только тогда, когда они, так сказать, подошли уже близко. Люди же опытные в духовной жизни видят приближение демонов к душе издалека, и могут вовремя оградить свой ум молитвой.
– Читают ли демоны мысли человека?
– Об этом пишет преподобный Иоанн Кассиан Римлянин. Демоны не знают мыслей человека, но они, безусловно, знают те мысли, которые сами этому человеку внушили. Опять же, они не могут знать, приняли мы эти мысли или нет, но догадываются об этом по нашим действиям.
Допустим, внушили человеку блудный помысел, и он начал глядеть на лицо противоположного пола: ага, значит принял. Внушили помысел гнева, человек раскраснелся, стал махать кулаками (я, конечно, утрирую) — значит, опять принял. Ведь если мы, глядя на собеседника, можем догадаться, согласен он с нами или нет, то тем более могут догадаться об этом демоны.
Что касается помыслов от Бога или каких-то естественных, то они могут догадаться о них по нашему поведению, но в точности знать их не могут.
Если говорить об этом совершенно буквально, то внутрь человеческой души бес войти не может, туда может проникнуть только Господь сверхъестественным Божественным действием.
Бес может жить лишь в теле человека, овладевая до той или иной степени его душевными или телесными проявлениями, т.е. либо бесноватый человек изредка подвергается припадкам, либо полностью теряет контроль над собой.
Бес может войти в тело человека под действием колдовства — если, конечно, человек не прибегает к помощи Божией, не исповедуется, не причащается, не молится. А может быть и какое-то попущение Божие, для вразумления.
С Мотовиловым, близким учеником и духовным чадом преподобного Серафима Саровского, произошел такой случай. После кончины преподобного он собирал сведения о его жизни и чудесах. И между прочим нашел повествование о том, как преподобный Серафим исцелил бесноватую девицу. Он подумал: «Ну, в меня бес никогда не войдет, потому что я часто причащаюсь». И как только он это про себя произнес, его окутало темное облако и стало проникать внутрь него, несмотря на его сопротивление. На протяжении недели он испытывал жуткие адские мучения. Потом, по молитвам его духовника, архиепископа Антония Воронежского, по молитвам, которые совершались во всех монастырях и церквях Воронежа, мука прекратилась, но окончательно он исцелился только через тридцать лет, с обретением мощей святителя Тихона Воронежского. Кстати скажу, что святитель Тихон для демонов очень страшен. У меня была одна знакомая бесноватая женщина, которая не могла слышать даже его имени. Когда при ней даже вскользь упоминали имя святителя Тихона, ее сразу начинало корчить.
– Откуда берут свою силу люди, обладающие сверхъестественными способностями, — экстрасенсы, прорицатели, прозорливцы? Их дарования от Бога или от дьявола?
– Экстрасенсы — это люди, находящиеся в прелести. Сами они, чаще всего, думают, что общаются с Богом, космическими энергиями или умеют извлекать из себя какую-то силу и таким образом помогать другим людям. Но на самом деле для того, чтобы творить чудеса от Бога, необходимо вести особенную духовную жизнь, святую. С точки зрения православия, экстрасенсы находятся в общении с нечистыми духами. Если они как будто бы и исцеляют, то эти «исцеления», во-первых, приносят страшный вред им самим, а во-вторых, могут повредить и тем, кого они лечат, — и душевно, и даже телесно. Конечно же, прибегать к помощи экстрасенсов нельзя, это все равно, что просить о помощи самих демонов, которые ищут только нашей гибели.
Что касается даров пророчества и прозорливости, то они, конечно же, бывают и от Бога — но в наше время встречаются крайне редко. Чаще встречается другое явление — ложная прозорливость, ложные прорицания. Демоны ведь потому и названы обольстителями, что умеют обманывать. Они подделывают свои действия под действия Божественной благодати, пытаются подделать и благодатное утешение, утешение от Духа Святого. Они могут показывать и видения; могут, как существа очень проницательные, угадывать будущее. Могут создать ложную прозорливость: одному человеку внушить какую-то мысль, а другому, которому хотят создать славу прозорливца, открыть ее. Часто они открывают такому «прозорливцу» грехи других людей — а кто знает грехи, как не демон, который сам на них и подстрекал? Поэтому, встречаясь с каким-нибудь человеком, имеющим славу пророка, надо быть очень осторожным.
Одна моя знакомая рассказывала, как ходила к некоему «прозорливому» батюшке, который на деле оказался просто прельщенным. Так вот, когда он беседовал с людьми, то у них поднималась температура, до 37, даже 38 градусов, они начинали как бы пылать. У них при этом не было никакого сердечного утешения, покаяния, решимости исправить свою жизнь, было просто такое вот ощущение. И они по неопытности решали, что этот человек благодатный. А что в этом, собственно, было благодатного? Ну, стало тебе жарко — и что? В присутствии этого же человека был такой характерный случай. Несколько людей сидели, ждали его. Он им называл их грехи, а подойдя к одной женщине-мирянке, спросил: «Ты почему ни о чем не думаешь?» А она сидела, молилась про себя Иисусовой молитвой. Что это значит? Это значит, что она при помощи молитвы отгоняла те мысли, которые ей демоны внушали, и этот «прозорливец», естественно, уже ничего сказать не мог.
– А как объяснить способности людей вроде Дэвида Копперфильда? Ведь он летал перед публикой, проходил сквозь Китайскую стену, все это было подтверждено современной аппаратурой.
– Может быть, он чародей, нас этим не удивишь. Ну, проходит он сквозь стену — подумаешь, мы и не про такое знаем. Допустим, чародей Кинопс, с которым духовно боролся Иоанн Богослов, мог пробыть много часов под водой. Но когда апостол Иоанн помолился, демоны оставили этого колдуна, и он, погрузившись в воду, оттуда уже не вышел. Симон Волхв, как мы знаем из книги Деяний, поднимался в воздух и летал. А когда демоны перестали ему помогать, он упал с большой высоты и разбился.
Все это делается нечистой силой, и для православного христианина тут нет ничего удивительного. Когда придет антихрист, он сотворит гораздо большие и страшные чудеса, не то что этот фокусник.
А может быть, такие люди — просто обыкновенные факиры. Мало ли что там подтверждает современная аппаратура. Это могут делать просто ради денег. Люди в наше время верят в науку, вот им и рассказывают про аппаратуру — так же, как в рекламных роликах «научно» доказывают, чем одна зубная паста лучше другой.
– Как относиться к инопланетянам и параллельным мирам?
– Как относиться? Кино поменьше смотреть, и все. А то там есть все что угодно: и параллельные миры, и перпендикулярные миры, и конусообразные миры. Насмотришься, будешь потом искать контактов с внеземной цивилизацией. Придет к тебе кто-нибудь с рогами и скажет: «Я из конусообразного мира. Инопланетянин».
Советую по этому вопросу почитать книгу отца Серафима Роуза «Православие и религия будущего». В ней прекрасно об этом говорится. Конечно, инопланетяне — это бесовщина. В древности демоны прельщали людей через идолов, через ложные чудеса, а в наше время являются под видом инопланетян. Я не буду подробно об этом рассказывать. Об этом, повторю, очень хорошо говорит отец Серафим Роуз, он убедительно доказывает, что это явление именно бесовского характера.
– Что за существа барабашки? Могут ли они принести какой-то реальный вред?
– Барабашки — это просто бесы, которые смущают людей, устраивая всякие фокусы: стучат ложками или еще чем-нибудь. Это явление вполне объяснимое и, к сожалению, довольно частое. Поэтому я, когда освящал квартиры, то добавлял к чину освящения молитву «О доме, который терпит наваждение от злых духов». Конечно, если человек не молится, не прибегает к помощи церковных обрядов и таинств, то он не имеет от этих наваждений благодатной защиты. Впрочем, бывает и наоборот: человек живет внимательной жизнью, усердно молится, а бесы его пугают: стучат, свистят, могут крикнуть или чем-нибудь зашуршать. Это такое мелкое хулиганство. Но, однако же, это мелкое хулиганство многих приводит в жуткий страх, у людей стынет кровь в жилах.
Думаю, если в таких случаях вести себя разумно, не обращать на эти выходки внимания и молиться как ни в чем не бывало, то все постепенно пройдет. Мой духовник рассказывал про себя такую историю: «Проснулся я, а на плече у меня змея — я перевернулся на другой бок и дальше стал спать». Вот и все, а если будешь пугаться, то на тебе будет и змея, и много змей, и все, что угодно. Ну, стучит кто-то — и пусть себе стучит. Подумаешь, какая разница: сосед дядя Вася в стенку постучал или бес какой-нибудь, — результат-то один и тот же.
– Когда нахожусь на молитве одна и в темноте, то мне очень страшно: кажется, что за спиной кто-то стоит или что боковым зрением вижу около себя какое-то движение. Как бороться с этим наваждением?
– Такое происходит от малодушия и маловерия. Когда человек находится в уединении, молится или читает духовную литературу, то демоны, естественно, это ненавидят и пытаются смутить и отвлечь от молитвы. А ему надо стараться вести себя совершенно свободно, смело, и презирать какие-либо внушения. Когда кажется, будто ты боковым зрением что-то видишь, не придавай этому значения. Если поддаваться этим внушениям врага, то он будет больше и больше наседать. И не смотреть боковым зрением: ой, кажется, за моим левым плечом, кто-то стоит! А просто взять повернуться туда и увидеть, что на самом деле там никого нет.
Подвижники презирали демонов, даже когда те являлись им воочию, в каком-нибудь образе. Вот, например, преподобный Филарет Глинский рассказывал о себе: однажды, когда он стоял на келейном правиле, вдруг появилась какая-то кошка и по мантии залезла ему на плечо. Он не обращал на нее внимания, продолжал молиться, и она исчезла.
А нам, как немощным, никто и не явится, только будем силы тратить на пустые переживания. Страшно — перекрестись, и все, больше ничего. Если будешь бояться, избегать всех темных углов, то страх будет увеличиваться, увеличиваться и овладеет тобой до такой степени, что чихнешь и сам же содрогнешься от ужаса.
Кроме того, нужно всегда помнить о том, что без Божия попущения с нами ничего произойти не может, а Господь никогда не попустит искушения выше наших сил. Бояться демонов надо, но в каком смысле? Страшиться, чтобы не поддаваться их внушениям, не исполнять их волю и не оказаться вместе с ними противниками Божиими. А если мы стараемся жить по Евангелию, если всей душой преданы Господу, то нам никто не страшен. Как говорит апостол Павел, «если Бог за нас, то кто против нас?»
Отвечал схиархимандрит Авраам, духовник Ново-Тихвинского женского монастыря и Свято-Косьминской пустыни, г. Екатеринбург.
p.s.
✒️ На все ваши вопросы или пожелания, отвечу при непосредственном общении в Telegram: t.me/Prostets2024
✒️ Простите, если мои посты неприемлемы вашему восприятию. Для недопустимости таких случаев в дальнейшем, внесите меня пожалуйста в свой игнор-лист.
✒️ Так же, я буду рад видеть Вас в своих подписчиках на «Пикабу». Впереди много интересного и познавательного материала.
✒️ Часть материалов для людей ищущих истину, неверующих и атеистов:
📃 Серия постов: Вера и неверие
📃 Серия постов: Наука и религия
📃 Серия постов: Вечный Человек
📃 Серия постов: Перерастая Докинза
📃 Серия диалогов неверующего со священником: Диалоги
📃 Пост о “врагах” прогресса: Мракобесие
✒️ Часть материалов для христиан и прочих религиозных конфессий:
📃 Серия постов: Дух, душа и тело
📃 Серия постов: Умное делание
📃 Серия постов: Добродетели человека
📃 Серия постов: Что отдаляет нас от Христа
📃 Серия постов: Православие это...
Крылатая башня. Глава 6
Прошло четыре года. Морские разбойники нападали много раз за это время. Они были свирепы и многочисленны, приплывали на множестве драккаров. То на севере, то на юге зажигались костры на сигнальных башнях и воины вскакивали на коней, чтобы мчаться на помощь атакованному городку или селению. Иногда разбойники нападали и на сам гарнизон, он прикрывал путь на Сольтерн, небольшой, но богатый городок. На Аалин они нападать не решались. Живой товар - вот что их интересовало больше всего. Орки Хаккара платили хорошую цену за рабов. Да было что пограбить и кроме того - Сианна богатая страна, главная в Альянсе Королевств. Золото, оружие, дорогие ткани и другое добро увозили драккары разбойников, если набег был удачен. Не всегда удавалось остановить их. Бывало, воины гарнизона приходили на помощь слишком поздно - местные силы были уже перебиты, а жители уведены в плен.
Всего один раз за эти четыре года Реан был ранен, да и то легко. Кирад же не был ранен ни разу, хотя сражался он так же храбро как и Реан, всегда бросался в самую гущу боя.
А три года назад Реан и Минальд поженились. Их любовь произошла как-то сама собой, будто её не могло не быть. Они подходили друг другу: выскоий и молчаливый Реан и маленькая, но тоже молчаливая и даже немного величественная Минальд. Жила Минальд всё там же, у Исаниры. Она уже стала мастерицей и так вышивала что загляденье просто. За её работу купцы давали немалую цену. Свои выходные Реан проводил у Минальд. Пара жила тихо и скромно, что-то неуловимое между ними лишь озаряло их лица и будто дышало теплым светом в пространстве вокруг них.
Очередной раз Реан пришел на выходные в дом Исаниры. Необычно радостная Минальд бросилась ему на шею: "Реан! Реан! Реан!" "Что, Минальд?" "У нас будет ребенок!". В дверях другой комнаты стояла Исанира и улыбалась.
Через девять месяцев Минальд родила девочку. Кареглазую как она сама, а вот разрез глаз точно как у Реана. Он не мог наглядеться на дочь, а уж Исанира не отходила от нее: "Всю жизнь мечтала понянчиться с маленькими, да не было у меня своих." Минальд даже стала немного ревниво поглядывать на Исаниру. Малышку назвали Фолиндой. Заходил на нее посмотреть и Кирад. Малютка сперва испугалась его, но он скоро развеселил ее, складывая забавные фигуры из пальцев, и вот уже Фолинда вовсю смеется на руках у Кирада.
Шло время, малышка сделала свои первые шаги, сказала первые слова. Невероятно непоседливый ребенок с кукольным личиком, она постоянно болтала на своем детском языке, понять который могла только Минальд. И вдруг Фолинда заболела. Еще с утра носилась по двору и играла с кошкой, а к вечеру слегла с сильным жаром, дыхание стало неровным и хриплым. Минальд бросилась за лекарем, он жил на другом конце города. Когда Минальд и лекарь пришли, было уже поздно. Фолинда умерла.
Осунувшаяся и черная встречала Минальд Реана. Она не сказала ни слова, как Реан понял: что-то случилось. "Что произошло?". Но Минальд не могла заставить себя сказать. В комнату вошла рыдающая Исанира. "Что с Фолиндой?!" Молча Исанира взяла за руку Реана и отвела в другую комнату. Украшенный цветами, посередине стоял маленький гробик.
И Реан и Минальд восприняли это как кару. За что? Каждый за своё. Реан стал пить. Проносил вино в гарнизон, хотя это было запрещено, и не раз нужно было ехать и отбивать атаку морских разбойников, а Реан валялся пьяным. Командир Арой кричал и обещал выгнать Реана, но не выгонял.
Так прошло еще три года. Минальд больше ни разу не улыбнулась. Реан бросил пить так же резко, как начал. Вот только стал совсем другим. Стал еще меньше разговаривать, а в глазах что-то погасло. Бился он теперь яростнее, чем прежде. Будто пытался отомстить разбойникам за то, в чем они не были виноваты. Временами казалось, что он потерял осторожность. Без оглядки врубался в самую гущу врагов... но нет. Осторожности не потерял. Вражеские мечи и топоры не могли его достать как и прежде. Кирад, как мог, пытался поддержать друга. Но что он мог? Он просто всегда был рядом. Шло время и всё шло своим чередом.
Летним утром 3542 года Реан ехал на побывку домой. Была ужасная погода - порывистый ветер и мелкий дождь. Совсем как в тот день, когда они прибыли в Сианну на корабле. Сколько времени прошло с тех пор? Десять лет. Дважды сменялась власть в Сианне, и каждый раз кровопролитно. Солдаты гарнизона не примыкали ни к одной из сторон. Пусть сменяются правители на троне, пусть дерутся за власть, а их дело - охранять берега.
Десять лет... что-то связано с этой датой. Что? Реан не мог сразу вспомнить. А! Великий Кристалл Желаний. Тогда маг сказал, что он будет готов через десять лет и запоют эгейны, и их песня подарит всем счастье. Неплохо бы. Первые шесть лет Реан был очень счастлив. Смерть ребенка перечеркнула всё. Горе не сблизило их с Минальд, напротив, отстранило друг от друга. Радости больше не было. Но нужно было как-то жить дальше. Стать снова счастливым... после всего? Пусть! Или нет? Просто чтобы стало как раньше. Без этого отчуждения, без впопыхах отведенных взглядов.
Около города расползлись заросли каруччи. Длинноватые оранжевые плоды ее не ел никто, кроме эгейн, они были слишком кислы. Ну а летучие мышки не ели ничего другого. Реан остановил коня и спешился. Из зарослей взлетело несколько эгейн, остальные возились внутри, перелезая тонкими лапками с ветки на ветку. Вот эти то маленькие существа, возможно, решат все вопросы. Сметут своими серебристыми крылышками все то, что и давит и гнет. Реан протянул руку. Одна из мышек перелезла на нее и повисла вниз головой, ухватившись за палец. Забавно поскрипывая, она раскачивалась из стороны в сторону. "Ну что, споешь мне? И небо снова станет чистым и молодым?". Зверушка поскрипывала и не отвечала. Реан вернул животное в заросли и снова сел на коня.
Минальд встретила его как всегда: первый радостный порыв и сразу же отшатнулась, будто одернула себя. Реан и сам избегал ее взгляда. Постаревшая Исанира накрывала на стол. В окно постучали. Кто это? Мальчишка-молочник. В это время? "Минальд, Исанира!" - позвал он.
- Заходи, Шео. Что случилось?
- Здравствуйте Исанира, Минальд... и Вам здрасьте, - обратился мальчик к Реану.
- Проходи, пообедаешь с нами.
- Да нет, я не голоден, спасибо. Тут такие дела...
- Давай я тебе хоть чая налью, пирог вкусный
- А, ну ладно. Спасибо, да. Я принес какие-то странные новости, бабушка Исанира, - продолжил мальчик, присаживаясь за стол.
- Мой дядя сейчас приехал из деревни Ойкен, там ведь ваша двоюродная сестра...
- Да. Что произошло?
- Да непонятно что, невесть что...
- Что с сестрой?
- Ничего. В порядке все с вашей сестрой.
- Тогда что же?
- Пять человек с ума сошли да так странно. Сперва двое, а потом еще трое. Говорят те двое к лесу пошли, там заросли каруччи и что-то они там услышали. Будто эгейны поют по-новому. Вернулись все не в себе, бегали по деревне, кричали, что все должны это услышать, что они теперь самые счастливые люди на свете.
- Маг! - воскликнул Реан. - Он создал кристалл!
- Что за маг? - спросили Шео и Исанира хором.
- Знал я одного мага, он хотел научить эгейн петь такую песню, от которой люди будут становиться счастливыми.
- Вот этот маг значит все и сделал!
- Так те люди стали счастливыми?
Мальчик покачал головой.
-Да как сказать, не так хорошо всё.Довольные ходят. Поймали себе по эгейне, посадили на цепочки да и слушают теперь целыми днями. Знай, каруччей их корми да и слушай себе.
- Значит они принесли эгейн в деревню и песню услышали все?
- Нет, эгейны очень тихо ее поют. Нужно, чтобы эгейна прямо около уха была.
- Так что ж плохого тогда? - спросила Минальд. - Теперь они могут радоваться всегда.
- Люди говорят другие они стали. Дела все делают, работают как всегда, а других людей будто не узнают. Дядя говорит, что они теперь улыбаются и смотреть на эту улыбку невозможно. Ужасная она.
- Ну и что, что ужасная. Главное, что им хорошо. Ведь им хорошо?
- Они рассказывают, что хорошо.
- Так значит твой маг таки добился своей цели! - сказала Минальд Реану.
- Что-то тут не так...
Так значит ты добился своей цели, Аларкади. Всё же добился. Люди могут жить теперь без всякой печали, лишь слушая раз за разом новую дивную песню. Чем плоха такая жизнь? Реану что-то не нравилось в этом, но он не мог понять что.
Маг, наверное, где-то недалеко, раз песня эгейн началась с этой деревни. Хотя, кто знает, может, жители других деревень и городков уже давно стали счастливчиками, а до наших мест песня дошла лишь сейчас. Сперва запоет одна эгейна, другая научится от нее, а потом следующая и следующая. Так говорил маг. И этот мир станет новым, совсем другим. У каждого будет своя ручная эгейна и ее песня, которой люди и будут жить и радоваться. Новый прекрасный мир. В нем не будет войн, какие войны, если можно все время просто слушать чудную песню. "Что тебе не нравится в этом, Реан?"- спрашивал он себя.- "Разве ты не желаешь людям жизни лучшей, чем была у них прежде? Жизни без страданий? Что за странное сомнение беспокоит тебя?"
- Я должен побывать там и посмотреть на этих людей. Сам не знаю зачем. Я должен это увидеть. То, ради чего моей рукой было убито столько человек. Поеду прямо сейчас.
- Я с тобой, - сказала Исанира. - Хочу повидаться с сестрой и убедиться, что ничего дурного ей не грозит.
Лошадь Реана впрягли в маленькую повозочку, в которой уселась Исанира, Реан же ехал верхом на лошади. На полпути до деревни Ойкен им встретился человек, шедший по дороге и прикладывающий что-то к уху. Светлые волосы смешно топорщились на ветру, темно-синий камзол был расстегнут. Сквозь пальцы мелькало нечто шевелящееся, серебристое. Эгейна? Реан спешился.
- Здравствуй, добрый человек.
- Здра. Да, да.
- Что это у тебя? Эгейна?
- Да, да. Подождите, я песню слушаю.
За спиной человека болталась лютня. Похоже, это был менестрель. Одна струна торчит - порвана. Нет, целых две. Странный менестрель, они же всегда так следят за своим инструментом.
- Можно поговорить с тобой, когда дослушаешь?
- Сейчас-сейчас.
Прошло минуты три и менестрель отнял эгейну от уха. Маленькое существо, прикованное длинной цепочкой к его запястью, перебралось по руке на плечо и расправило крылья. На лице менестреля подергивалась и змеилась улыбка... томная и сладкая. Будто он только что съел что-то очень вкусное.
- Так ты слушаешь новую песню эгейн?
- Да! Да! О, какое удовольствие!
- Где ты взял такую эгейну?
- В деревне Ойкен. Там у них эгейны запели эту песню. О, какая это песня! Все переворачивается внутри, кончики пальцев покалывает от удовольствия! Так, будто тебя кто-то гладит и тебе хорошо, будто коту. Теперь я кот, теперь я кот и мне всегда хорошо. Мур-мур-мур.
- Ах, это такая песня - один раз услышишь и больше жить без нее не можешь! Так и хочешь, так и хочешь услышать ее еще раз. Без нее будто ломают тебя. Тоска без нее. И эта тоска тебя жует, жует, перемалывает зубами. Выть хочется! Невозможно перенести ее.
- Мне кажется, или воздействие песни похоже на воздействие опия? - спросила Исанира.
- Опий? О, нет. Песня гораздо лучше. Это такое чувство! Абсолютное удовольствие. Я как-то пробовал опий. Эта песня - десятикратный опий. О, путники, вы должны ее услышать!
И менестрель протянул Реану эгейну в сложенных ладонях.
- Нет, спасибо, я не хочу пока. Я должен сперва разобраться.
- В чем тут разбираться? Благодаря эгейнам жизнь становится сплошным удовольствием!
- Может, я и решусь стать таким же счастливчиком как ты, менестрель. Но не сейчас.
- Ну как хочешь, как хочешь. А я очень рад.
- Что это у тебя струны на лютне порваны?
- Да? Я и не заметил. Я ведь больше не пою песен. Все песни, которые я пел прежде - о дальних краях, о великих воинах, о прекрасных девах - все они ничто рядом с песней эгейн. Не хочу больше старых песен! Они скучны и унылы, они для стариков, отживших свое. Пришло время новой песни!
- А я люблю послушать менестрелей...
- О! Когда ты решишься услышать новую песню, все прежние тебе покажутся просто смертельно скучными. Ты их забудешь! Ты их возненавидишь!
- Я не хотел бы этого...
- Путник, не цепляйся за старое. О, каким я был глупцом когда пел о принцессах и драконах и рыцарях. Все это недостойно нового века, который грядет. Все должны услышать эту чудную песню эгейн, этот десятикратный, стократный опий, дарующий наслаждение. Обычный опий разрушает тело, но песня не может разрушать его.
- Что плохого в балладах о драконах и рыцарях? Разве песни менестрелей не возвышают душу?
Бывший менестрель рассмеялся:
- Душа! Душа лишь инструмент, на котором играют эгейны. Она нужна для того, чтобы ощущать сладость их песни.
- Ты теперь не будешь менестрелем? - спросила Исанира.
- Конечно нет! Мне невыносимо тягостны стали старые песни, я не могу их петь больше. Теперь я буду сапожником как мой отец. Я знаю это ремесло и оно меня прокормит. Даже не напоминайте мне о старых песнях! Возьми мою лютню, путник, - протянул он инструмент Реану, - Отдашь ее какому-нибудь глупцу, цепляющемуся за старое. Бери, вот у меня и запасные струны к ней. Мне она больше не нужна.
Реан взял лютню. Как-то грустно было смотреть на нее. Много, наверное, было спето песен под перебор ее струн. О гномах, что искали забытый золотой клад, об эльфийской принцессе, которая полюбила человека, о смелых воинах, защищавших свою страну, о битве рыцаря со страшным драконом... все это не нужно уже? Будет выброшено за ненадобностью? Реан любил слушать менестрелей, да и сам умел немного играть на лютне и петь. Красивого голоса у него не было, но он хорошо владел своим - негромким и с хрипотцой. Даже пробовал сочинять баллады, эти попытки не были удачны. Зато он знал множество песен, которые слышал от менестрелей. Его цепкая память мигом схватывала и мелодию и слова. Что же теперь? Все люди станут слушать лишь одну песню - песню эгейн? Слушать и наслаждаться. Наступает новое время, в котором никому не будут нужны эльфийские принцессы и рыцари. Удовольствие - вот что станет девизом нового мира. Мира, который создает Аларкади.
Реан вертел лютню в руках. Может, бывший менестрель прав? Для чего нам душа как не для того, чтобы чувствовать наслаждение? Прочь все вопросы, все колебания, до свидания, грусть. Согласиться и прямо сейчас послушать песню эгейны? Почему нет? Реан сел на землю и достал из мешочка запасную струну. Натянул, настроил. Потом другую. Тронул струны и тихо запел свою любимую балладу о девушке, к которой ее любимый прилетал в образе сокола, но потом злая колдунья похитила его и заколдовала. Через дремучие леса, через дальние страны прошла девушка и нашла своего любимого, но он спал волшебным сном непробудным, что навела на него колдунья. Капнула ему на лицо горючая слеза девушки и рассеялось колдовство...
- Нет! Нет! Замолчи! - вскричал бывший менестрель. - Слышать эти нудные песни не могу, выворачивает от них. Ну вот, теперь твоя унылая баллада будет крутиться у меня в голове и портить мне настроение.
- Почему портить? Ведь все закончилось хорошо.
- Потому и портить, что чрезвычайно глупо это все! Ну вот зачем твоя дылда поперлась через все эти дремучие леса? Нашла бы себе другого и все дела.
- Она ведь его любила.
- Любила! Ха-ха! Что такое любовь? Объясни. Глупость это, которая мешает наслаждаться. Просто глупость и все. Мне портят настроение песни о глупых людях.
- Ты разве не любил никогда?
- Любил. Когда был дураком. Но песня эгейн открыла мне истину. Жизнь дана нам для наслаждения. А все эти глупости... они должны просто остаться в прошлом. Они ведь могут заставить печалиться. А все что может заставить печалиться - зло.
- Может ты и прав менестрель, но...
- Что "но"?
- Не знаю сам.
- Вот и не морочься. Послушай песню эгейны и станешь счастливчиком. О, она расправила крылышки, сейчас запоет. Будешь слушать?
- Нет.
- Ну как хочешь. А я послушаю. И твоя дурацкая баллада не будет крутиться у меня в голове.
И менестрель, поднеся эгейну к уху, зашагал по дороге.
Уже вечерело когда Реан и Исанира подъезжали к деревне Ойкен. Белые домики выглядели так уютно и мирно. Вон там, в конце улицы, дом, где живет двоюродная сестра Исаниры Эйма со своим мужем. Вот и она во дворе, высокая и полная, в белом фартуке, запускает курей в курятник.
- Эйма! Здравствуй.
- Исанира! О, ты приехала к нам. Здравствуй, Исанира. А это муж твоей Минальд, наверное?
- Да, это Реан.
- Здравствуй, Реан.
- Здравствуйте.
Эйма запустила последнюю курицу.
- Сейчас корову подою, парного молочка попьем, у вас там, в городе, нет такого.
И вот все сидят за столом, окна открыты, чтобы не было душно. Ветерок колышет белые вышитые занавесочки. Нетон, муж Эймы рассказывает:
- Не нравится мне все это. Сегодня еще четыре человека обслушались той песни. Одиннацать человек в нашей деревне уже. А в соседней, говорят, половина жителей превратилась в счастливчиков. Это с их деревни началось. Нехорошими какими-то становятся люди, ненастоящими что ли.
- Почему нехорошими? - спросил Реан. - Они начинают что-то плохое делать?
- О таком не слыхал. Ведут себя как все, но... будто холодно рядом с ними. Крига, соседа нашего, не узнать. Он стал счастливчиком. Вроде он, а вроде уже не он. И улыбка эта... какая-то она, нет, не злая. Пустая она какая-то и противная. Я смотреть не могу. Дочь нашу с семьей хотели мы забирать к себе, она в соседней деревне, да и у нас теперь счастливчики забегали. Вчера я ездил к ней, хвала Свету, ей с мужем тоже все это не нравится. Не хотел бы я увидеть дочку с такой улыбкой.
- Я вот думаю об этом всем, - сказал Реан, - может это все и плохо, а, может и не настолько уж...
- Болванчиком-счастливчиком хочешь стать? Молод ты, небось не больше тридцати. Ненастоящим человек становится, не собой.
- Нет, я не хочу стать как тот менестрель, которого мы повстречали. Он теперь счастливчик и ненавидит песни, которые пел прежде... Нет, я не хочу так.
- О том и толкую.
Рано утром Реан и Исанира решили пройтись по деревне, посмотреть на счастливчиков. Зашли и к Кригу и к остальным. Вот он - результат великого дела мага. Вроде люди как люди, а прав Нетон - каким-то холодом веет. Что они утратили, обретя столь огромное наслаждение? Все выглядят довольными, даже чересчур. Все как один рассказывают как им хорошо жить теперь... так может все хорошо? Это ощущение холода, может, просто фантазия. Страх перед новым и неизвестным. Изведать? Все счастливчики их убеждали попробовать это, изменить свою жизнь, сделать ее полной удовольствия. А что если прав менестрель - Нетан и Эйма просто старики, новое не для них, вот и не нравится им это все. Хорошо ли ставить преграды для удовольствия? Может, Нетан просто злой старик, который не хочет, чтобы люди наслаждались? Нет. Реан вспомнил серьезные глаза Нетана. Нет, он знает что говорит и он прав. Реан и сам видит, увидел еще по менестрелю. Почему внутри какая-то злость? Желание заехать кулаком прямо в кошачью улыбку очередного счастливчика? Что это? Может зависть? Нехорошо желать такого, ведь счастливчики не сделали ему ничего плохого. Что если это глухое и ворчащее раздражение старого мира на новый, счастливый?
Но песни! В этом новом мире не будет уже места песням, кроме той, одной, что дарит несказанное наслаждение. Песен Реану было жаль. Он представил себе, что песни это разноцветные бабочки - прекрасные, нежные. И вот чья-то рука их ловит, сжимает и выбрасывает - изломанных и задушенных. Неужели нельзя сохранить их? Может можно как-нибудь и наслаждаться песней эгейн и оставить все те прекрасные баллады? Нет, нельзя. В каждой балладе есть и грустное и радостное. А грустное больше нельзя. Так он грустит о грусти? Смешно ли, странно ли. Или нет. Есть в грусти что-то светлое, что нельзя терять. Что-то... Он не мог найти нужных слов. А еще то, что бывший менестрель говорил о любви... он назвал ее глупостью, которая мешает наслаждаться. Всё, что мешает наслаждаться есть зло - говорил он. Прав старик Нетон - счастливчики теперь на все каким-то нелюдским взглядом смотрят. Но... ведь им хорошо. Вот это-то и злит. Стой, Реан. Не нужно злости. Просто прими их, этих новых людей. Ох, ну и выворачивает от них. Враги? Что за глупость! Нельзя считать людей врагами лишь потому, что они решили жить иначе, чем ты. Пусть не враги. Но хочется держаться от них подальше.
В странном настроении возвращались Реан и Исанира в Аалин. Человек действительно становится равнодушным ко всему... кроме песни эгейн. Реан ехал как с похорон, мрачна была и Исанира. "Люди станут счастливыми, это будут совсем другие люди" - рассказывал когда-то Аларкади. Для этих других людей не существует красоты. "Что есть красота?" - думал Реан. "Как мы отличаем красивое от некрасивого? Почему что-то нам кажется уродливым и наоборот? Наш глаз отличает красное от синего, ухо тихое от громкого... чем мы чувствуем красоту? Что она?" Реану было жаль старинных баллад не потому, что они старинны, но потому что прекрасны. Счастливчики же уже не видели красоты. Бывший менестрель сказал, что теперь он кот. Кошек Реан любил. Но вот менестрель-кот умиления не вызывал совсем.
Минальд расспросила их о поездке. Реан пересказал ей разговор с менестрелем. "Это страшно", - сказала Минальд, - "но я поняла бы человека, решившего стать счастливчиком от большого горя".
Не прошло и месяца, как эгейны запели и в Аалине. В деревне Ойкен половина жителей стала счастливчиками, в деревне Абэ - треть, в городке Скартан в счастливчики пошла половина молодежи. И вот они появились в Аалине. Пока их было немного, но они уже были заметны. Как же они любили рассказывать всем о наслаждении, которое дарует песня эгейн. Еще они ненавидели менестрелей. Было заметно стремление счастливчиков оградиться от прежних песен. В одной из таверн пятеро их набросились на менестреля, запевшего было балладу. Они повалили его на пол и били ногами, посетители еле оттащили их, иначе они убили бы бедного музыканта. Слух о произошедшем быстро распространился по городу. Пришел и другой, еще более тревожный слух: в деревне Абэ молодая женщина-счастливица совершенно не обращала внимания на плач своего грудного ребенка. Если бы не соседи, бедный малыш так и умер бы от голода. "Да нелюдями становятся эти счастливчики!" - толковали в народе. И люди стали жечь кусты каруччи. Были выжжены все заросли вокруг Аалина. Теперь местные счастливчики запасались каруччей по деревням, эгейны с удовольствием ели и сушеные плоды. Но вокруг города эгейн больше не было. Так же были уничтожены заросли во многих деревнях и вокруг гарнизонов. В тех же селениях, где счастливчиков было уже много, они не позволяли сжигать кусты, даже выставляли ночную стражу.
Ландскнехт. Во сне и наяву. 23 - 26
23
— Бля, Тёртый, — донёсся до него визгливый голос, — скока нам здесь чалиться?
— Заткнись, Муха, ходи лучше, — голос хриплый и низкий, с нотками превосходства.
По нему сразу было понятно, кто из этих двоих главный. До Войнова донеслись шлёпающие звуки. Карты, догадался он. Глаза его были закрыты, а окружающее он ощущал, как в пьяной дымке. Опоили чем-то или укололи.
— Гы-гы-гы, — донёсся до него хриплый гогот Тёртого, — продул Мушара, должок твой на штукарь вырос.
— Да, епть, — было слышно, как визгливый с силой шваркнул колоду о стол, — не пруха. Можа кирнем?
— Я те кирну, — в голосе хрипатого прозвучала нотка угрозы, — ты помнишь, что Костогрыз сказал? Если нет, могу напомнить.
Судя по тону и по проскальзывавшим в речи словечкам – уркаганы.
Войнову, наконец, удалось приподнять веки, перед глазами всё плыло, но он смог сфокусировать взгляд. Перед глазами маячили когда-то белый, а теперь серый от грязи и весь в трещинах потолок. Он попытался пошевелиться – не удалось, тело, словно ватой набито, даже шея не ворочается. Плохо. Как он узнает, где находится? Может, хрипатый с визгливым проболтаются? Вряд ли. Он напрягся и смог повернуть голову. Теперь он смотрел на занавеску, отгораживающую его от урлы, грязную, всю в масляных пятнах, местами рваную и неаккуратно заштопанную.
И здесь ничего. Что же делать? Судя по уркам, сидящим за занавеской, ничего хорошего ему, в смысле ей – той, в чьём теле он находился, не светило.
Он вновь напрягся и попытался пошевелиться – усилия были тщетны, в этот раз не удалось даже головы повернуть. Он полежал отдыхая. Войнов чувствовал: надо торопиться, сознание вот-вот уплывёт, и его просто выкинет из тела женщины. А он так ничего не узнал. Даже в их городе они находятся или где-то далеко.
Он лежал, отдыхая, а из-за занавески доносилось.
— Когда он её заберёт, а, Тёртый?
— Я почём знаю? Обещал завтра к вечеру.
— Бля, как надоело тут кантоваться.
Молчание, только шлепки карт по столу и вялые матерки визгливого.
— Слушай, а может, мы её того? – Снова визгливый.
— Кого её, чего того? – Хрипатый.
— Ну, это, — визгливый понизил голос, — сейф лохматый, подломим? А то чё, она там лежит в чём мать родила. Ты прикинь, Тёртый, баба, голая, вторую неделю под боком лежит, а ей и не вдули ни разу – непорядок.
— Тебя за такое Костогрыз сам подломит. Станешь не Мухой, а Петушком, — хрипатый заржал, но было слышно – предложение товарища, ему понравилось. — Да и какой там лохматый, сбрито всё наголо.
— Так тем вкуснее, — было слышно, как визгливый сглотнул, — как у малолетки. Слышь, Тёртый?
— Не, я шерстяных люблю, — сомнения в голосе хрипатого слышалось всё меньше и меньше, — и чем гуще, тем лучше.
— Да ладно, давай, чё ты.
— А если Костогрыз нас за этим делом застукает. Или следы заметит. Ты человек здесь новый – его не знаешь. А я знаю, что он с людьми сделать может. Это же не человек, змея бездушная.
— Мы аккуратно, на полшляпы, она же не целка, или в жопу, если хочешь. Потом аккуратно всё подотрём.
— Ну, давай попробуем. – Хрипатый, наконец, поддался на уговоры.
— Во, це дело, — заухмылялся визгливый, — только давай по стопарю залудим, что бы не на сухую, и веселей стебалось.
— Нету.
— Я сбегаю.
— Куда, Муха, ты сбегаешь. На котлы глянь, закрыто всё.
— Ты чё, Тёртый, у меня тут чикса одна неподалёку живёт, она такой первачок гонит. Никакого ганджибаса не надо. Я мухой сгоняю – одна нога здесь, другая тут. Туда обратно – полчаса, вилы — за сорок минут обернусь, если сразу тачилу не поймаю. Только ты того, это, без меня не начинай, мы её потом в два стола жахнем.
— Давай уж, гони, жахальщик, только больше литра не бери. Костогрыз узнает, уроет.
— Ага, я мигом, мухой.
Войнов услышал, как лязгнул замок, хлопнула входная дверь, и снова лязг запирающегося замка.
Твою же так! Надо что-то срочно придумать. Так. Что же делать? Что же делать? Мысли лихорадочно метались в голове. А если покопаться в сознании женщины, вдруг что откопает? Раньше, во время опытов по переселению в другого человека такого не получалось – он пробовал, но, возможно, ничего у него не получалось по той причине, что люди, в которых он переносился, были в сознании. А если сознание отсутствует? Стоит попытаться. Он закрыл глаза и попытался прокрутить прошлое женщины, как если бы сам вспоминал своё. Поначалу ничего не получилось, но вскоре перед мысленным взором замелькали разрозненные картинки.
Незнакомые лица, чужой, непонятный для него язык, какие-то пейзажи, но вот… Войнов напрягся. Самолёт, стюардесса, что-то говорящая и куда-то указывающая рукой. Скуластый, не поймёшь, то ли китаец, то ли казах, молодой человек. Улыбчивый и хорошо одетый, и боль в левом плече. Провал. Темнота. Тошнота. Перед глазами всё плывёт. Салон машины. Голос.
— Она очухалась.
— Укол вколи.
— Рано, помрёт ещё. В квартире вколем.
Снова провал. Дождь в лицо и свежий воздух. Её поднимают, куда-то несут. Голова тяжёлая. Тошнит. Надо открыть глаза, но веки, словно свинцом налиты, не поднять. Свет в лицо. Глаза всё-таки удалось приоткрыть. Её ведут, почти несут по тёмной улице. Дождь прямо в лицо. Голова слегка проясняется. Стон. Это её голос.
— Б...ь, она приходит в себя.
— Ладно, тут маляся осталось.
Дом странно маленький, кажется, трёхэтажный, почти все окна темны. Тусклый фонарь. Тишина и никого вокруг. И… Есть! Табличка с названием улицы и номером дома. Подъезд. Подъём на второй этаж. Облупившаяся дверь с тёмным пятном от снятого номера.
Он хотел выйти из женщины, но подумал: вдруг её перевозили? Быстро прокрутил оставшееся время. Грязная квартирка с окнами без занавесок, голоса, шприц с мутной гадостью, укол. Темнота. Тошнота. Небольшое прояснение. Жуткая харя, склонившаяся над ним, и боль в правой руке. И снова темнота. Тошнота. Небольшое прояснение. Укол. Похоже, из этой квартиры женщину не перевозили.
24
Войнов вышел из тела женщины. Шумно выдохнул.
— Стерх, торопиться надо. Ей колют какую-то гадость, и, сдаётся мне, вот-вот изнасилуют.
Гигант вскочил, отлетел в сторону стул, на котором он сидел.
— Где, сколько у нас времени?
— При хорошем раскладе час, при плохом даже не знаю – полчаса, пятнадцать минут. Ты улицу Космическую знаешь?
— Знаю недалеко отсюда, минут пятнадцать на машине. Ладно, выкладывай поскорей дом, квартиру – я полетел.
— Дом 9, подъезд, кажется, первый, второй этаж, дверь направо, коричневая такая, деревянная, краска вся облезлая, и номера нет, след тёмный от таблички. На окнах занавесок нет.
— Кто и сколько их?
Войнов не стал уточнять, что имел в виду Стерх, и так было понятно.
— В квартире двое один сейчас вышел, скоро вернётся. По базару уголки тёртые, но не в авторитете, так, торпеды не из лучших. Заказчик или посредник – Костогрыз. Знаешь такого?
Стерх отрицательно качнул головой:
— После разбираться будем, сейчас главное – девушку вытащить. Лады, Алексей Иванович, пошёл я. Спасибо.
— Погоди, ты один или с бойцами?
— Один. Кто же знал, что так всё быстро закрутится.
— Вызови.
— Долго. Я уж как-нибудь сам, — он повёл под курткой могучими плечами, — могу ещё кой-чего, не всё забыл.
— Я с тобой.
Стерх покачал головой:
— Зачем тебе вмешиваться, да и…
Он выразительно постучал по левому виску:
— Поберечься надо.
Войнов зло оскалился.
— Молчать, солдат, слушать команды, и выполнять.
— Так точно, товарищ командир.
Стерх на секунду вытянулся по стойке смирно, а после расслабился и, усмехнувшись, сказал:
— Старый конь борозды не портит. А , Лёха Война?
— Скорее, у овчара ещё не все клыки сточились. — Войнов уже скидывал с себя домашнюю одежду.
— У подъезда жду. Пять минут тебе Война на сборы, не выйдешь вовремя – ждать не буду.
— Ствол-то у тебя нормальный есть или ты своей гаубицей безоткатной светить будешь?
— Обижаешь, командир, — уже в дверях обернулся к нему Стерх и, запустив пятерню под куртку, ловко, одним движением, выхватил из-за спины тусклый от воронения «ТТ». – А тот так, для понту.
Дверь за его спиной закрылась.
Войнов быстро, как в стародавние времена, переодевался. А в голове привычно отсчитывалось контрольное время. Камуфлированные штаны, плотной вязки свитер с высоким горлом, военного образца, куртка. На голову вязаная шапочка, легко раскатываемая в маску, на ноги – берцы. Напоследок он сунул в карман куртки тактические перчатки. Контрольное время – три минуты. Алексей Иванович отодвинул кровать, пальцы нырнули за плинтус – открыть тайник, извлечь сейф. Ключ отомкнул замок, под пальцами быстро завертелся вертушек кодового замка. Не раздумывая, он выхватил «Парабеллум», достал обойму из зажимов в крышке. Плоская коробочка, содержавшая в себе семь смертоносных гостинцев, с лёгким щелчком вошла в рукоять. Контрольное время – минута.
Удивительно, но Войнов чувствовал себя прекрасно, так хорошо он не чувствовал себя последние лет девять. Висок не болел совершенно. Колено двигалось как шарнир хорошо смазанного механизма.
Всё. Нет, не всё. Он выхватил из холодильника пластиковую пол-литровую бутылку воды – в машине глушитель соорудит. Теперь всё.
Захлопнув дверь и заперев дверь, он спустился во двор. Перед подъездом, урча заведённым двигателем, возвышался здоровенный чёрный внедорожник.
25
Район Стерх знал действительно хорошо, до нужного дома, несмотря на ливший, словно из ведра дождь, они добрались за обещанные им пятнадцать минут. По дороге Войнов пересказал, что увидел глазами девушки. Стерх слушал его молча, не отрывая взгляда от раскисшей дороги, лишь изредка хмурился да нервно кусал губы. Проронил, лишишь однажды:
— Нет, такого погоняла, как Костогрыз, я не знаю. Возможно, залётный, или шестёрка мелкая. А может, просто для этих хануриков так обозначился.
И даже, когда Войнов описал ему азиатской внешности молодого человека, по его предположениям, того самого Костогрыза, отрицательно помотал головой.
В том, что Костогрыз – шестёрка, Алексей Иванович сомневался – не похож тот был на слугу, скорее хозяин.
Стерх припарковался в паре домов от нужного, возле Г-образной девятиэтажки, глянул на часы:
— Время пока есть. Как действовать будем?
Войнов пожал плечами, он как раз закончил мастрячить самодельный глушитель и приделывал его к стволу «Парабеллума».
— Тогда вот что я придумал. — Стерх, в свою очередь, навинчивал глушитель на «ТТ», не самодельный, а самый, что ни наесть фабричный. — Входим в квартиру, кладём всех мордой в пол. Если второго нет, ждём его и тоже мордой в пол. Я вызываю своих, они увозят девушку. Дальше ждём Костогрыза, берём его. А уж после я покручу его, он у меня соловьём запоёт.
Войнов усмехнулся:
— Да, ты тактик, Евгений Александрович, но в принципе с планом действий я согласен, не та ситуация, чтобы огород городить. Только когда Костогрыза возьмёшь, моя миссия на этом закончится.
— Согласен.
— Погодь, почему своих бойцов сейчас вызвать не хочешь?
— Хочу покалякать с падлами, а уж потом, в зависимости от того, что они мне споют, я и людей соответствующих вызывать буду.
Алексей Иванович понимающе кивнул: принцип – разделяй и властвуй, ещё никто не отменял, особенно в таких деликатных делах.
Стерх вылез из машины, Войнов выбрался следом и встал рядом. Стерх и правда, был гигантом, на его фоне Войнов, всегда считавший себя высоким, казался карликом. Тот был выше его на добрую голову.
Не скрываясь, они быстро добрались до нужного объекта – старой, облезлой трехэтажки, когда-то давно, наверное, ещё при постройке, выкрашенной в весёлый оранжевый цвет.
Удивительно, но подъездная дверь развалюхи была закрыта на кодовый замок, правда, расхлябанный, который можно было выбить не особо и напрягаясь. Вот только бы нашумели. Стерх вскинул руку с зажатым пистолетом, намереваясь прострелить замок, но Войнов перехватил его.
— Погоди, наследишь, если второй ещё не вернулся, то, увидев твоё художество, драпанет, и хозяевам просигналит. А если там, то Костогрыз точно не пропустит, я так думаю, он калач тёртый, хоть и молодой с виду.
— Да и хрен с ними, главное – девчонку вызволить, а побазарить и с одним языком можно.
— Много тебе шестёрка не расскажет. Погоди, говорю.
Он шагнул из-под козырька, нависающего над ними, и всмотрелся в тёмное подъездное окно.
— Глянь, там, кажется, рамы неплотно притворены.
Стерх шагнул под дождь, пряча пистолет под куртку.
— Точняк.
Он подпрыгнул и, ухватившись одной рукой за бетонный козырёк, а другой за газовую трубу, неловко словно медведь, взбирающийся на дерево, полез вверх.
Войнов слышал, как тот скрипел рамой и тихо матерился. Наконец, подъездная дверь, просипев простуженным домофоном, открылась. Войнов нырнул внутрь, подъезд был темён и, судя по запаху, бьющему в нос, грязен. Пятнадцать секунд – и они замерли перед входной дверью на втором этаже. Стерх прижался ухом к грязной филёнке.
— Ни черта не слышу, — едва слышно проговорил он.
Алексей Иванович хлопнул его по плечу, и Стерх уступил место. Войнов закрыл глаза и вслушался в слабые звуки, доносящиеся из-за двери.
Шепнул замершему рядом Стерху:
— Он там один, второго, похоже, нет. Здесь подождём или войдём?
Стерх не успел ответить, дверь внизу опять просипела, и по лестнице начал кто-то неторопливо подниматься, гремя бутылками и тихо ругаясь.
— Наш клиент, — одними губами проговорил Стерх и огромным бесшумным прыжком оказался на площадке следующего этажа. Через секунду рядом с ним, прижавшись к стене, оказался Войнов, одним движением он скатал шапочку, пряча лицо.
Прижавшись к уху гиганта, он еле слышно выдохнул:
— Берём, когда откроет дверь.
А после притронулся ладонью к плечу Стерха, показал ему указательный палец, крутанул им в воздухе и ткнул на дверь, жестом говоря: пойдёшь первым, твой, тот, кто в квартире. Потом указал двумя пальцами на поднимающегося по лестнице и ткнул ими себе в грудь: мой второй.
Клиент, шмыгая носом и гремя пакетом, приблизился к двери. Замысловато постучал в косяк. Длинный стук, два коротких, снова длинный и опять два коротких.
— Муха, ты? – донеся из-за двери сиплый шёпот.
— Я, и прикинь, не пустой, — визгливым полушёпотом ответил Муха.
Лязгнули запоры, дверь открылась, и Стерх взбешонным носорогом ломанулся вниз.
«Как бы дверь с петель не снёс, вся конспирация к чёрту» — мелькнула в голове мысль, а тело уже летело вслед вниз.
Стерх сходу ударил визгливого в грудь локтем и, снеся замершего в дверях хрипатого, вломился в квартиру. То ли Стерх не рассчитал удар второпях и саданул визгливого, слабее, чем надо, то ли Муха был крепче, чем выглядел. Но вместо того, что бы отрубиться, визгливый охнул, выпустил пакет с драгоценным содержимым и сунул руку в карман. Было видно, сделал он это не просто так, а так, словно лез за оружием, скорее всего, ножом, за стволом лезут иначе. Вынуть руку с ножом из кармана урка не успел, Войнов в два прыжка оказался рядом. Одной рукой подхватил падающий пакет, другой, рукоятью пистолета саданул визгливого по шее, чуть ниже ямочки на затылке. Муха слабо пискнул и начал оседать на пол, но Алексей Иванович не дал ему упасть. Пинком отправив в открытую дверь.
Он осторожно прикрыл за собой дверь, запер её и, пнув ворочающегося на полу Муху, прошёл внутрь. Свет в квартире был погашен, темноту разгоняли только блики фонаря за окном. Стерх уже умело связывал оторванным от приёмника проводом лежащего без сознания Тёртого.
— Своего спеленал? — не оборачиваясь, спросил гигант.
— Не успел, давай сам, я пока посмотрю, что с девушкой.
Войнов подошёл к грязной занавеске, отгораживающей угол комнаты, рывком оборвал её и присвистнул.
На металлической кровати с панцирной сеткой, прямо поверх драного матраса лежала полностью обнажённая девушка. Из всей одежды только украшение – крест четырёхконечный, удобно устроившийся в ложбинке между грудей.
Войнов сглотнул, сразу узнал его. Видел он эту реликва де фамилиа, в собственном сне. Крест, что просила найти прекрасная Долорес Де ЛаВега. Крест во сне и крест, лежащий на обнажённой груди девушки, были идентичными. Перекладины в виде вытянутых ромбов. Вертикальные – длинней горизонтальных. Основание из белого металла, очень похожего на серебро. Лицевая сторона из бирюзы, а в центре круга, к которому сходились ромбы, гравировка в виде змея кусающего собственный хвост – Уробороса.
Размером он и вправду был с женскою ладонь, и толщиной в сантиметр, не меньше. Сделан грубовато, видать, не для ношения на шее он не предназначен. На взгляд Войнова, это было и не украшение вовсе. Не украшение, а что? И как крест из его сна оказался здесь, в реальной жизни?
От этого всего голова Алексея Ивановича пошла кругом, но он, взяв себя в руки, решил, что сейчас не то время, чтобы это выяснять. Эти двое уркаганов на его вопросы всё равно не ответят, а вот Костогрыз, может быть, сможет. Так что, пожалуй, соскакивать с дела рановато. Не раньше, чем он выяснит, что всё это значит.
Войнов вновь посмотрел на девушку. Несмотря на измученный вид, она и впрямь была хороша. Стройная, с тяжёлой грудью и широкими бёдрами, с чуть заметно округлившимся животом.
Войнов покрутил головой, ища, чем бы прикрыть девушку, но, кроме валяющейся под ногами занавески, ничего не нашёл. А этой грязной тряпкой, не годящейся даже на мытье полов, он не стал бы накрывать и бродячего пса, не говоря уже о лежащей перед ним девушке.
— Боец, — Алексеё Иванович обратился к Стерху, — клиенты пришли в себя?
— Один, да, — подал голос Стерх, — второй в отрубе, знатно ты его оприходовал.
— Спроси, где её одежда.
Войнов услышал за спиной приглушённый удар и донельзя злой голос Стерха.
— Слышал, падла, где шмотки?
— Нету, — побулькал сипатый, — лепиху[1] Костогрыз с собой забрал.
Алексей Иванович стянул с себя куртку и накрыл им девушку. Присев рядом, он пробежал пальцами по дорожке мелких проколов, уродующих тонкую руку, и нащупал на шее пульс – слабый и редкий.
— Чем кололи?
— Чем кололи, падла? – продублировал вопрос Стерх.
— Не знаю, начальник, Богом клянусь. Костогрыз ампулы притаранил, велел каждые двенадцать часов дорогу ставить. Но не ханка и не хмурый, бля буду, — повысил голос сипатый, — мутный раствор какой-то.
— Голос притуши, — тихо рыкнул на урку Стерх, — удавлю.
Войнов отошёл от девушки, и, присев над Тёртым, сказал Стерху:
— Притащи второго.
Стерх послушно приволок безжизненное тело связанного Мухи.
Алексей Иванович спокойно рассматривал Тёртого – невысокого, но жилистого типа с много раз перебитым носом и обширной плешью на макушке. И впрямь уголок, вся грудь и руки от плеч до запястий в наколках. Да какие пакостные , мало того что плохо сделанные – кривые линии, нечёткие границы, так и ещё и изображают всякую нечисть – чертей, пиратов, черепа. Войнов в блатных партаках ничего не понимал, но тут и не требовалось особых познаний, чтобы понять: обладатель данной картинной галереи особым авторитетом не пользовался – ни на зоне, ни на воле.
— Слушай меня, босота, — спокойно произнёс Войнов, обращаясь к сипатому, — вас двое, нам нужен один, так что решай сам, кто в расход пойдёт. Ты или твой дружок.
— Кхм, — раздалось от дверей.
— Бл..ь, — сказал Стерх и отпрыгнул к девушке, загораживая её спиной, одновременно с прыжком выдёргивая оружие из-за пояса.
— Пиз..ц, — пронеслось в мозгу Войнова, когда он отскакивал к окну, по пути прихватив Тёртого и прикрывшись им, словно щитом.
— Здравствуйте, — вновь появившийся ничуть не смутился трёх пистолетов, нацеленных на него.
Фонарь за окном под порывом ветра качнулся и осветил плоское лицо так внезапно появившегося человека. Высокие скулы, узкие глаза и чёрные, зачёсанные назад волосы. Не китаец, машинально отметил про себя Войнов, не японец и уж точно не кореец, скорее выходец с азиатских просторов бывшего СССР, казах, а может, киргиз. Скорее казах.
Здоровенный «Гризли» Стерха смотрел молодому человеку азиатской внешности в грудь, «ТТ» в голову. «Парабеллум» Войнова из-под мышки Тёртого, выцеливал живот.
— Костогрыз, — зачастил Тёртый, вяло шевелясь в руках Войнова, — падлой буду, ничего не сказали.
— Заткнись, — не повышая голоса, сказал Костогрыз, — сладенького захотелось, уроды, ведь не хотел с урлой связываться…
— Ша, — рявкнул Стер, — хайло завалили, все.
— Фу, — насмешливо произнёс Костогрыз, — Евгений Александрович, Вы же приличный человек, а так выражаетесь.
— Я сказал: заткнись, и мордой в пол, быстро.
Костогрыз не шелохнулся, продолжая улыбаться и уронив вдоль тела расслабленные руки. Длинные рукава щегольского пальто скрывали кисти. Это очень не понравилось Войнову. Кто знает, чего у него в рукавах припрятано. Ствол, ножи метательные?
— А то что? – почти вежливо осведомился тот.
— Ты дверь запер? – Стерх скосил глаз Войнова.
— Запер.
— Руки подними, — Войнов обратился к Костогрызу, — только медленно.
— Послушайте, Алексей Иванович, — на этот раз обратился Костогрыз к Войнову, — вы хоть понимаете, во что ввязались?
Плохо, крутил в голове мысли Войнов, этот Костогрыз не так прост, раз знает их имена – откуда, чёрт возьми? И как он сюда попал. Я же запер дверь. Запер!
— Откуда ты нас знаешь? И руки всё-таки подними. А то я могу и прострелить их.
— Это не важно, Алексей Иванович, — Костогрыз медленно поднял руки, и Войнов увидел узкие и странно длинные ладони. – А важно то, как мы разрулим эту ситуацию. Я вижу всего два варианта.
— Хрена тебе, а не два варианта, — рявкнул Стерх, — вариант один. Мы забираем девушку, а вы, впрочем, эти гаврики нам не нужны. Ты, Костогрыз, едешь с нами. Можешь целым и невередимым, а можешь с парой дырок в шкуре. Выбирай.
Костогрыз удручённо покачал головой:
— Вы, Евгений Александрович, не понимаете всей серьёзности сложившейся ситуации. Вы думаете, дело в этой девушке? Вы заблуждаетесь. Дело далеко не в ней, точнее не только в ней. А вы, Алексей Иванович, вот уж не подозревал, что поведётесь, прошу прощения за сленг, на сказку о беременной дочери? Такой тёртый калач, уж от вас я такого не ожидал.
— Стерх, — Войнов теперь не срывался, чего уж там, если противнику о них всё известно, — проясни ситуацию.
— Война, клянусь чем хочешь, я правду сказал, — голос Стерха подрагивал от еле сдерживаемой ярости, — не слушай его, он нас запутать хочет.
— Ха-ха-ха, — засмеялся Костогрыз, — так вы тоже думаете, что эта дочь? Откуда такие сведения, Евгений Александрович, это ваш шеф сказал? Вы раньше девушку видели? Доказательства какие-нибудь имеете? Паспорт видели, фотографии, кроме той, что он вам дал? Или, может быть, вы с ним к ней в Испанию катались?
Стерх молчал.
— Чего молчишь? – Войнов аккуратно тюкнул замершего Тёртого, рукоятью пистолета по темени и опустил обмякшее тело на пол. — Стерх?
— Не имею, не видел, не ездил, шеф сказал. – Односложно ответил Стерх, не опуская, тем не менее пистолетов.
— Что и требовалось доказать. – Костогрыз развёл руками.
— Не двигайся, — моментально среагировал на его движение Войнов, — руки верни на место и больше не шевелись. Мне всё это очень не нравится, а когда мне что-то не нравится, я становлюсь нервным и могу пальнуть от этого. Прямо тебе в лоб, чтоб разрешить все сомнения и обрубить, так сказать, хвосты.
Войнов выдал эту длинную и немного бессвязную фразу, лихорадочно решая, что делать. Ясней ясного было: он попал в очень нехорошую ситуацию.
— Война, что делать будем?
По Стерху было видно: он очень хочет взглянуть на девушку, одновременно опасаясь выпустить из поля зрения Костогрыза.
— Я так думаю, валить их надо и уходить с этой, а там пусть шеф решает.
Войнов видел, как дрогнул его палец на спусковом крючке «ТТ», как напрягся Костогрыз готовый рвануть с линии огня.
— Погоди, — подал он голос, — это вообще не решение данного вопроса. Пусть он, — кивок в сторону Костогрыза, — до конца расскажет. В чём тут дело, и что за два варианта.
— Хм, рассказать? Я лучше покажу. Вы видели крест у неё на груди?
Войнов кивнул.
— Он ведь вам знаком? А, Алексей Иванович? — Костогрыз с едва уловимой улыбкой смотрел на Войнова.
Алексей Иванович помедлил с ответом, размышляя о происходящем и ещё, о том, что вот он, тот самый пятый поворот в его судьбе.
Но снова нехотя кивнул. Заметив краем глаза недоумённое выражение, возникнувшее на лице Стерха.
— Всё дело в кресте. Я зажгу свет, а то так не разглядеть.
— Нет, — Войнов качнул головой, — никакого света, так разглядим, если там есть на что глядеть.
— Хорошо, я зажигалкой посвечу, — послушно кивнул Костогрыз.
— Два шага вперёд сделай.
Когда Костогрыз сделал, что ему сказали, Войнов проскользнул за его спиной и проверил входную дверь – заперта. Как же он сюда попал, и так не вовремя, для них со Стерхом, конечно.
— Показывай, только без лишних движений. Будет дёргаться, Стерх, вали его, но не наглухо, это дело прояснения требует. — Скомандовал Войнов.
Костогрыз подошёл к девушке мимо не сводившего с него оружия Стерха. Склонился над ней и, откинув куртку, указал на крест на её груди.
— Присмотритесь к нему, — над еле вздымавшейся грудью девушки вспыхнул огонёк пламени, высветив украшение. — Посмотрите на него, он прекрасен. Это не просто крест – это врата. Притронетесь к ним, и вы уведите, то, о чём и помыслить не могли ещё минуту назад.
Голос Костогрыза вибрировал – низко и глухо, словно шаманский бубен. Он обволакивал со всех сторон, словно звук огромного медиатора, и, казалось, проникал в голову, минуя уши.
— Дотроньтесь.
Это слово Костогрыз произнёс с долгим с на конце, а как только это с утихло, добавил ещё одну фразу на незнакомом Войнову языке.
— Апеи номине креаторис, си плес, эт апеуэрит тиби потас тиррае![2]
Словно во сне Войнов видел, как его пальцы прикоснулись к нижней перекладине креста, как из-за его спины протянулась лапища Стерха и легла на верхнюю, почти у самого центра, с заключённым в нём змеем. Как затем палец Костогрыза с каплей крови у ногтя притронулся к Уроборосу, а затем свет погас.
26
— Ну что, болезные? — Костогрыз слизнул капельку крови с пальца. — Обосрались?
— Б.я буду, начальник, — засипел Тёртый, — мы…
— Т-с-с-с, — Костогрыз присел над ворочающимся на полу уркой, несколько раз раскрыл и закрыл выкидной нож. Резкие щелчки прокатились по квартире и затихли в тревожной тишине.
— Хату спалили, за девчонкой недосмотрели… Что мне с вами делать?
Он положил узкую ладонь на затылок хрипатого, с силой вдавил его лицом в пол, и быстрым, выверенным движением воткнул лезвие в поросшую редкими волосами затылочную ямку.
Хрипатый урка дёрнул ногами и замер.
Костогрыз неторопливо подошёл к так и не пришедшему в сознание Мухе, и проделал с ним ту же манипуляцию, что и с его подельником.
Не торопясь, он вытер почти не запачканный в крови нож о плечо урки, сложил его и спрятал в карман пальто. Выпрямившись, он вернулся к девушке, потрогал мыском ботинка сначала Войнова, потом Стерха, наклонившись, пощупал пульс. У обоих очень редкий и слабый. Достал телефон, секунду помедлил, обдумывая, что сказать, постучал аппаратом по подбородку и быстро пробежал пальцами по кнопкам.
— Шеф, адрес спалили. Нужна команда, мусор прибрать. И люди, чтобы врата перевезти. Да, Стерх и Войнов… нет, я их отправил. По-другому решить проблему было никак. С телами, что делать будем?
Выслушал ответ. Кивнул.
— Они не вернутся. Нет. Не хотелось бы. Это невозможно. Я… — он замолчал, слушая собеседника. — Понял… Уже иду.
Костогрыз убрал телефон. Безучастно оглядел мёртвые тела.
Вновь достал нож, утопил кнопку, отщёлкивая лезвия.
Ткнул остриём в мякоть указательного пальца. Дождался, когда на нём набухла рубиновая капля крови, шагнул к лежавшей девушке и протянул над ней руку, точно над крестом. Капля крови сорвалась с пальца, пока она летела, губы мужчины начали что-то шептать. А пальцы другой руки легли на нижнюю перекладину креста, почти туда, где несколько минут назад лежали пальцы Войнова. Почти…
Конец.
[1] Лепиха – одежда.
[2] Откройтесь, именем создателя твоего, прошу, откройтесь врата мира!
Сможете найти на картинке цифру среди букв?
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi
Неомаг. Часть 3. Глава 7
Глава 7.
Максим стоял около подъезда, решая, подниматься в квартиру или нет. Вроде бы незачем, всё, что нужно, Золя уже забрала, а остального не жалко; теперь не жалко. Он осторожно пощупал свою квартиру – всё ясно. Максим покачал головой и начал подниматься наверх. Дверь была приоткрыта, а из квартиры прямо-таки несло смертью.
Посреди комнаты с аккуратно перерезанным горлом лежал человек. Тот самый, что сидел за рулём чёрной «Волги». Чудо, что никто из соседей не заинтересовался открытой квартирой и не заглянул внутрь, а, обнаружив труп, не позвонил в полицию.
Максим прошёл на кухню. Мысли затравленными лисицами метались в голове.
«Может, на это и было рассчитано? Зачем? Сдать его? Кому? Ментам? Комитетским? Смысл? Вывести его из игры. Какой игры? Заставить запаниковать, заметаться и наделать ошибок? Опять же, зачем? Чтобы он чего-нибудь не сделал или, наоборот, сделал? А если…»
Где-то на грани забрезжила мысль. Вот-вот и он ухватит её за хвост. Максим машинально глянул в окно, и всё вылетело у него из головы.
«Твою же так. Всё интереснее и интереснее».
Около подъезда притормозила машина, из неё быстро и бесшумно, словно гигантский горох, высыпались люди в камуфляже и масках, с автоматами в руках и рванули к подъезду.
«Всё! Понеслась душа в рай».
Максим метнулся в коридор. Аккуратно закрыл дверь, щёлкнул замками, хоть на какое-то время задержит. Не раздумывая, кинулся в комнату; распахнул окно и, не разбегаясь, выпрыгнул в голый осенний палисадник. Прямо как в ту августовскую ночь, с которой всё началось. Чёрными крыльями взметнулись полы пальто. Подошвы глухо стукнули в землю, покрытую жухлой травой. Он присел, гася инерцию, но перекатываться не стал – так изгваздаешься, что вовек не отмоешься.
Максим оправил пальто, застегнулся и, подняв воротник, неспешным шагом направился в противоположную от приехавших машин сторону.
«Интересно, кто стуканул? И кто эти в камуфляже? Нашивок на спинах он не разглядел, так что понятия не имел, кто приехал его брать. Что, впрочем, было неважно. Главное, как вовремя они приехали. Словно сидели в засаде и ждали, когда же Максим Александрович Лотов заявится к себе на квартиру. Сдал его, скорее всего, Магистр. Вот только зачем? Что за игру он затеял?»
Максим никак не мог этого понять. Мысль, посетившая его в квартире, ускользнула, и он мучительно вспоминал, что же такое пришло ему в голову.
«Ладно, с этим разберёмся. Сейчас на очереди Круглый, и он, кажется, знал, где его можно найти».
День перешёл в вечер, и на город опустились сумерки. Не спеша Максим шагал к центру. В принципе, следовало поспешить, но Круглый был нужен ему там, где нет людей или хотя бы минимальное их количество. Максим планировал перехватить авторитетного бизнесмена в его офисе, значит, следовало дождаться, когда офисный народ разбредётся по домам, или куда они там ходят после работы. И если повезёт, то застать Круглого одного, не считая охраны.
Вышло, как он планировал. В здании, где располагалась контора, принадлежащая Круглому, светились только окна, ведущие в кабинет бизнесмена.
Он обошёл здание. Четыре этажа, остроконечная крыша, одно слуховое окно приоткрыто, с обратной стороны – пожарная лестница.
Максим осторожно просканировал помещения. Здание было пусто, человеческий фон он почувствовал только в четырёх местах. Трое наверху, двое рядышком, один метрах в пяти от них, очевидно, Круглый и его бодигарды. Внизу один человек, вероятнее всего, охранник на входе.
Максим толкнул дверь – открыто. Не озаботившись тем, что дверной колокольчик разразился отчаянным звоном, он широко распахнул дверь и вошёл в помещение.
Длинный коридор, на конце стол с внушительной фигурой охранника, затянутого в камуфляж.
— Э, закрыто, — пробасил «пятнистый», не оторвав взгляда от маленького телевизора.
Максим размерено, словно робот, шагал к столу. Его шаги глухо отдавались в узком помещении.
Охранник, раздосадованный тем, что его отвлекают от просмотра интересного матча, крякнул, вытянул себя из офисного кресла и затопал навстречу Максиму.
— Уважаемый, те чё, неясно? По-русски же сказано было – закрыто.
— I do not understand. — Бросил Максим на ходу.
— Чё? — охранник остановился, от удивления приоткрыв рот.
— Ни чё! — Максим с ходу влепил ему лапой леопарда в горло.
Как там писалось в одной интересной книге:
«…Если есть возможность решить проблему простым (не связанным с магией) действием, сделай это. Не шевели облацеи по пустякам, ибо всё возвращается к сделавшему в двукратном размере…»
Вот и он не стал отводить глаза, ковыряться в памяти охранника. Зачем? Кулак честнее.
Максим подхватил обмякшего охранника. Тяжёлый, чертяка. Оттащил за конторку и, водрузив на кресло, надвинул козырёк защитного кепи на глаза.
На поясе охранника слабо пискнула рация, и, словно испугавшись поглядевшего на неё Максима, замолчала.
«Интересно, когда развод у охраны, или что там у них? Поверка постов?»
Максим надеялся уладить все дела, до того как проверяющий, если он есть, конечно, а он есть, иначе зачем рация, не для красоты же, забеспокоится, почему ему не отвечают.
Он вернулся к входной двери, запер её снятыми с пояса охранника ключами. Дверь так себе, если начнут ломать, долго она не продержится, но пару минут форы она ему даст.
Он поднялся на второй этаж. Вот он, кабинет Круглого. Только что-то доблестных бодигардов не видно. Максим нахмурился, чуть потянулся вниманием к большим дубовым дверям. Да нет, всё нормально, вот он – фон от трёх человек. Максим взялся за вычурную бронзовую рукоять, в животе что-то предупредительно ёкнуло, но он, не обратив на это внимание, распахнул дверь и решительно шагнул внутрь.
«Оп-па. Как говорится – здравствуйте, не ждали».
За спиной мягко закрылась массивная дверь, тихо щёлкнул язычок замка. Не отводя взгляда от людей, сидевших между безвольно застывшими на диване охранниками, Максим покрутил ручку двери – ноль, ничего, в смысле заперто.
Максим одёрнул пальто и оглядел комнату.
— Зачем же так жестоко, они, конечно, не самые лучшие представители человечества, но такого не заслужили, — он кивнул на охранников.
— Мусор, — проскрипел «первый».
«Второй» кивнул, подтверждая его слова.
Максим покачал головой. Встречали его старые знакомые, почти не изменившиеся с их последней, она же первая, встречи. Тёмно-серые костюмы, белые рубашки, тяжёлые ботинки и глаза, словно подёрнутые пеленой серой пыли.
Это было жестоко, очень жестоко, то, что они сотворили с охраной. Они сломали им позвоночники, так что ни шевельнуться, ни издать звука бодигарды не могли, только дышать.
Максим посмотрел на Круглого, тот сидел в своём шикарном кресле, безвольно свесив руки, и столько муки было в его глазах, что Максим, не выдержав, отвернулся. С ним сделали то же, что и с охранниками.
— Разве нельзя было просто оглушить или связать?
— Нельзя, — на этот раз промолвил «второй», — если бы мы их вырубили, ты бы почувствовал, что фон сменился. А связать – это не интересно, к тому же их всё равно пришлось бы убрать. А так пусть живут, если смогут.
Максим снова покачал головой. Ярость закипала в нём. Он почувствовал привычный удар под солнышко, резко вдохнул носом, поднимая ярость в сердце. Голова сразу стала тяжёлой, словно набитая ватой, а тело лёгким-лёгким, воздушным. Казалось, оттолкнись сейчас от пола и взмоешь вверх – к небу, большим таким, наполненным газом, шариком.
Максим почувствовал, как к его сознанию метнулись нити чужого внимания, захлестнулись вокруг него и опали, бессильно скользя по щитам, которые он нарастил, едва увидев старых знакомцев. Он и заговорил с ними только для того, чтобы успеть подготовится к ментальной атаке. Максим видел, как напряглись лица магов, как бисерины пота выступили на лбу «первого», как заострился нос «второго» и улыбнулся.
Маги поняли тщетность попыток невербального воздействия на Максима и синхронно начали подниматься с низенького диванчика. Лязгнули раскрывающиеся телескопические дубинки.
— Поиграем, девочки? — Он шагнул навстречу встающим с диванчика нелюдям, решая, кого вырубить первым.
Разделяло их шагов семь. Круглый, щедрая душа, любил всё делать с размахом, вот и кабинет себе подобрал размером со спортивный зал.
Шаг.
«Старший здесь, пожалуй, «первый», не зря он заговорил первым и сейчас, и в прошлую их встречу, да и держится он чуть впереди, и делает всё чуть раньше напарника».
Вот и атакуя Максима, он слегка опережал «второго».
Второй.
«Значит, валить будем «первого», двое ему не нужны, а смерть партнёра расшатает почву под «вторым», каким бы крутым и бездушным он ни был и сделает его более сговорчивым. Решено «первый».
Третий.
Нога подцепила за ножку стоящий возле стены псевдовенский стул. Рывок. Стул стремительно полетел в сторону «второго». Снаряд угодил магу в грудь. Одна ножка вошла в пах, другая – в солнечное сплетение. Удар под дых сбил «второму» дыхание, а в промежность заставил захрипеть, и изогнутся перерубленным лопатой червяком.
Максим резко ускорился.
Свистнула в воздухе дубинка «первого». Сбив руки с оружием в сторону, захват и рывок на себя. Удар основанием ладони в нос. Хрупкие косточки носа мага вошли ему в мозг. Для верности – ребром ладони сбоку по шее. Сонная артерия сплющилась, перекрывая доступ кислорода в мозг. Длинное тело на миг напряглось и, вздрогнув, расслабленно повалилось на пол.
«Второй», не полностью отошедший от удара, пытался собрать себя с пола и даже нашёл силы замахнуться дубинкой. Максим легко перехватил бьющую руку и крутанул её против часовой стрелки. Сухо, словно высохшая ветка, треснули кости запястья. Пальцы разжались, и дубинка глухо лязгнула о паркет. Максим пинком отправил её под стол.
«Второй» слабеющими пальцами ухватил его за брючину. Резким тычком Максим сломал локоть вцепившейся в него руки. Маг захрипел. Максим ухватил его за горло, давя готовый сорваться с губ крик. Он чувствовал под рукой живой ручеёк бешено бьющегося пульса, который под давлением его пальцев постепенно уряжался. Зрачки мага расширились, заполняя собой радужку, глаза на миг выпучились и закатились.
И вот когда жизнь почти утекла из распростёртого на полу тела, Максим разжал пальцы. «Второй» судорожно дёрнулся, ловя раздавленным горлом воздух. Глотнул – раз, другой и, закашлявшись, открыл глаза.
Легко подхватив «второго» за ворот, Максим ткнул его лицом прямо в безжизненные глаза «первого».
— Жить хочешь?
«Второй» не ответил, он даже не шевелился – лежал, уткнувшись лицом в своего напарника.
— Молчишь? Ну-ну. — Максим пинком перевернул мага на спину. — Ты, я вижу, крепкий, и смерти не боишься, да?
Маг снова промолчал, черты лица его заострились, взгляд сделался как у человека, напряжённо решающего какую-то сложную задачу. Максим насторожился, тряхнул «второго» за плечо. Мышцы мага были как камень.
— Твою же! — Максим схватил его за шею, сжал пальцы.
Поздно!
«Второй» обмяк и ничком повалился на «первого».
Мёртв!
— Успел послать весточку хозяину, да? — Максим, бессильный что-либо изменить, пнул мёртвое тело.
Такого поворота событий он не ожидал. Что ж, если он так нужен, Магистру, остаётся только ждать, когда тот в очередной раз выйдет на него. Вот только плохо это, очень плохо. От колдуна можно ожидать любой пакости.
Максим достал папиросы, отошёл к окну. Каких теперь неприятностей ждать? Сквозь жалюзи осторожно выглянул в окно. Хмыкнул, спрятал папиросу в карман. К особняку бесшумно подкатило два внедорожника. Двери распахнулись, из них, доставая оружие, быстро выпрыгивали крепкие парни. Охрана?
«Давайте, ребята».
Максим быстро подошёл к двери, на этот раз замок поддался легко. Он шагнул в приёмную и дальше на лестницу. С первого этажа раздавался шум ломаемой двери.
Путь отхода на случай форс-мажора, Максим продумал ещё во время осмотра здания. Сначала вверх, на четвёртый этаж, дальше через слуховое окно на крышу, потом по пожарной лестнице вниз.
Никто его не заметит. Пока приехавшие заняты дверью, потом будут заняты телами в кабинете Круглого. То-то сюрприз будет. Мимо них они не проскочат – лестница одна, а двери Максим предусмотрительно оставил распахнутыми.
Ушёл он легко. Дверь на чердак открыл ключами с пояса охранника. Дальше проще. Крыша. Лестница. И вот он уже скрывается в пустоте арок и темноте проходных дворов.
Максим неторопливо удалялся от офиса Круглого. Адреналиновая атака схлынула и на него паровым катком накатила усталость. Ниточка, ведущая к Магистру, оборвалась. Что делать дальше, он не знал. Оставалось одно – ждать, когда хозяин найдёт его. А он найдёт. Не зря столько сил потратил на охоту за ним. Можно сказать, обложил как волка.
Теперь где-то надо отсидеться. Отдохнуть, набраться сил и подумать. Может, он что-то упустил? Размышлять над этим сейчас Максим не мог – мешали усталость и навалившаяся головная боль.
В принципе, где отсидеться пару дней, он знал. Старый заброшенный коллектор – лежбище местных диггеров. С которыми Максим одно время, года три назад, исследовал немногочисленные, не чета столичным, туннели под городом.
Тусовка была хорошая: тройка парней и столько же девиц – все как один растатуированные, не хуже бывалых зэков, только тематика картинок другая. Патлатые и затянутые в кожу металюги. Бесшабашные и весёлые. Пившие, как сапожники, только не водку, а белое вино, разогретое в микроволновке, по их словам – а’ля советские рокеры. Часто и изощрённо матерящиеся, играющие, как напьются на гитарах и перетрахавшиеся друг с другом, словно кошки. Но честные, крепко держащие слово, готовые по первому зову прийти на помощь, и с на редкость неплохим ментальным фоном. Жаль, распалась компашка. Максим вздохнул, вспоминая весёлое времечко, проведённое со «странной кампанией», как он их называл.
Он только надеялся, что их лежбище не облюбовали бомжи, не прибрала к рукам какая-нибудь фирма, и не затопило грунтовыми водами.
Первое и второе было маловероятным: убежище было надёжно спрятано, да и дверь там была солидная – Максим сам ставил. А вот третье очень даже вероятно, коллектор находился недалеко от реки.
Максим попетлял для проформы по улицам, отслеживая хвоста. Убедившись, что никто за ним не следит, поймал частника на стареньких «Жигулях» и спустился в нижнюю часть города. На Южном посёлке он вышел, не доехав до нужного места пары километров. Хотя Максим и чувствовал себя выжатым лимоном, но оставшееся расстояние собирался пройти пешком, дабы оглядеться и пощупать пространство на предмет чужого и нежелательного присутствия.
Коллектор был тих и безжизнен. Наличие жизни в нём, за исключением крыс, он не обнаружил. Пространство вокруг полузаваленного входа, со ржавой и сломанной в нескольких местах решёткой было пусто. По ощущениям Максима, кто-то недавно, пару дней назад, крутился рядом, но влезть внутрь не решился. И правильно, заблудиться в коридорах, раскинувшихся под землёй, было раз плюнуть, а вот выбраться обратно затруднительно.
«Скорее всего, мальчишки, забредшие к реке в поисках приключений. Бомжи вряд ли, уж больно далеко от обитаемых мест – поживиться нечем».
И только поплутав тёмными коридорами и выйдя к знакомой двери, Максим подумал, что дурак он и растяпа, раз припёрся сюда без ключей и слесарного инструмента. Дверь наверняка заперта, а открыть её голыми руками невозможно. Ключей у него, конечно, не было. Уходя, Максим, как честный человек, оставил связку на столе. Он в досаде плюнул, глядя на своё творение, но на всякий случай потянул порядком проржавевшую ручку на себя, и, о чудо! – дверь поддалась.
Максим присвистнул и шагнул за порог, ожидая удара, в том, что дверь случайно забыли закрыть, он не верил. Удара не последовало. Он пошарил рукой справа от двери, на уровне плеча нащупал выключатель. Легонько двинул маленький пластиковый рычажок вверх – света не было. Не беда, где-то в шкафах должен быть запас свечей.
Спичка ширкнула о шершавую поверхность коробка, и в ладони заплясал маленький огонёк. Максим закрыл дверь, задвинул засов и, сделав пару шагов влево, открыл шкаф. Вот то, что ему надо: толстые стеариновые цилиндры, завёрнутые в вощёную бумагу.
Запалив свечи, он расставил их на столе, низеньком шкафчике, примостившемся справа от двери, и на полочках, прикреплённых к стенам. Удовлетворённо кивнул. Ничего здесь практически не изменилось. Напротив двери – два широких, приземистых топчана, между ними – низенький столик, на котором, словно башня волшебника, возвышался кальян, который любила курить Инга, уютно устроившись на коленях Гнома. Максим присел перед столиком на корточки, тронул похожий на свернувшуюся змею шланг, дунул на покрытый пылью мундштук. Вместе с облачком серой взвеси в воздух поднялись воспоминания.
________________________
Взгляд из-под ресниц.
Странная компания.
Это была странная компания: три парня и три девушки. Вышел на Максима Олег, откликавшийся на нордическое имя – Олаф. Здоровенный, на полголовы выше Максима, со светлыми волосами, забранными в конский хвост на затылке. Обряженный в кожаные штаны и куртку-косуху, усыпанную заклёпками.
Нужно было им от Максима только одно: чтобы он нашёл одну вещь. Максим в то время поставил окончательную точку в своих непонятных отношениях с Катей, и делать ему в принципе было нечего, поэтому он согласился помочь. Думал, работа на раз, но общение с диггерами затянуло, да так надолго, что протусовался он с компанией два года. Уж больно хороший фон, несмотря на привычный гадкий привкус негатива, шёл от них.
Увидев всю компанию в сборе, Максим всё про них понял.
Как говорится – человек, у которого есть «Бентли», но не было в детстве велосипеда, всё равно остаётся человеком, у которого в детстве не было велосипеда.
Вот и мужская часть компании, несмотря на свою брутальную внешность и возраст, ближе к тридцати, чем к двадцати, были мальчиками, не доигравшими в детстве. Оно и понятно, если чуть глубже копнуть их прошлое.
Олаф – огромный, словно медведь, играл на басу в местной металлической группе, держал крохотную репетиционную точку, по совместительству звукозаписывающую студию. С того и кормился.
С семи лет он пиликал на скрипочке. С мамочкой ходил под ручку до самого окончания консерватории, пока однажды, впав в окончательную тоску от такой жизни, не сломал себе три пальца на левой руке, после чего ни о какой скрипке и разговора быть не могло. Маму чуть удар не хватил, а отец, выглянув из-под её каблука, одобряюще ему подмигнул и тайком показал большой палец. Как только пальцы зажили, Олег записался на бокс и в тренажёрный зал. Там он и познакомился с Конаном.
Конан (он же Костя) – смуглый атлет с тёмными волосами, забранными по самурайской моде в шарик на затылке. Габаритами поменьше Олафа, но несравненно более мускулистый. Он руководил клубом исторического фехтования «Хейборийская эпоха» и доводил богатых дамочек до нужных кондиций в престижном фитнес-клубе. История его была почти аналогична истории Олега, но со своими нюансами.
Костя – подающий надежды легкоатлет. С пяти лет, днюющий и ночующий в легкоатлетическом манеже, детства своего и в глаза не видел. Спортивные успехи его шли в гору, соревнования легко ложились под него – городские, областные. Там и выезд за рубеж, олимпиада не за горами. Юноша готов был взлететь сверхзвуковым самолётом, если бы не банальность – травма, навсегда лишившая его перспектив в большом спорте.
Гном (в миру Стас) – невысокий, но, как говорится, поперёк себя шире, с густой бородой конусом и бритой под ноль головой. Держал на авторынке три контейнера с запчастями. В котором торговали его родственники: отец, тётка и старший брат.
Детство у Гнома также не было. Он рано лишился матери и, чтобы помочь отцу прокормить немаленькую семью, с малолетства начал работать. Кроме Стаса, на шее отца оказались старший сын – студент филфака, совершенно не приспособленный к жизни, и младшая дочь – сопливая детсадовка. Семье после смерти матери пришлось затянуть пояса туго-натуго. Папа – простой учитель средней школы, ничего, кроме как преподавать историю, не мог, а в школе известно, какие зарплаты. Вот Стасу и пришлось после девятого класса идти работать в находившуюся под их окнами автомастерскую. А так как кроме характера, у Гнома были мозги и железная хватка, то через пять лет он открыл свой небольшой бизнес, который потом разросся и приносил неплохие доходы.
Девушки были не менее колоритны, чем их кавалеры.
Марго (на самом деле Маша) – настоящая боевая подруга викинга, статная белокурая валькирия – крутобёдрая и полногрудая. Со вздёрнутым носиком, белоснежной улыбкой и молочно-белой кожей. Нетрудно догадаться, что постель она делила с Олафом.
Инга – как и Марго, блондинка, но с волосами, отливающими золотом. Худая до болезненности, с еле оформившейся грудью, по-мальчишески узкими бёдрами и россыпью веснушек на худом лице, тонкой шее и острым плечам. Корешилась она с Гномом.
Ксана, читай, Оксана – маленькая, остроносая брюнетка, пухлогубая и большеглазая, пугливая, как дикий зверёк, и смешливая, как пятилетняя девчушка, была подругой Конана.
Девушки, младше парней лет на пять, вели себя словно подростки: вечные смешочки, браслетики-фенечки, чулочки-бантики.
Как известно, все люди играют в то, что они не доиграли в детстве. Те, кто увлекаются всякими пейнтболами, страйкболами и прочими стрелялками, не доиграли в детстве в войнушку. Любители заниматься во всевозможных клубах восточных единоборств, коих развелось немерено, не реализовали в детстве, по той или иной причине, свой инстинкт самца.
Вот и странная компания не столько занималась исследованием катакомб и поиском мифических сокровищ, сколько играла в их поиски. Нравилось им не собственно экспедиции, а связанные с этим мелкие приятные мелочи, как-то: покупка амуниции, долгие сборы и поиск информации. А после очередной «экспедиции» – вино, песни и, конечно, секс, наиболее острый на адреналиновой и алкогольной волне.
Вот и Максиму нравились ночные посиделки с тёплым вином, в искрящемся от света свечей хрустальном бокале. Переливы гитарных струн, певших под пальцами Олафа, его густой баритон и нежный голос Инги с едва слышимой хрипотцой…